– Что и неудивительно. После всех этих месяцев, когда Гардинер и его приспешники пытались настроить меня против супруги. – В голосе Генриха нарастал гнев, но, к счастью, в данный момент объектом его ярости был уже не я. – Гардинер говорил мне, что Екатерина якобы еретичка, отрицающая мессу, – они хотели снова разбить мне сердце! – Он откинулся в своем кресле. – Но я знал их методы, я знал, что моя Кейт искренна в своей вере – единственная после Джейн. Поэтому я сказал этим интриганам, что не предприму ничего без убедительных доказательств. А они не сумели их привести – ни одного, вообще ни одного! – Его лицо покраснело, и на лбу показался пот. – Эти негодяи пытались настроить меня против Кейт и вернуть обратно в лоно Рима! Теперь я вижу их насквозь, они заплатят за все…
Эта речь закончилась приступом болезненного кашля, отчего лицо короля потемнело и приобрело коричневый оттенок. «Стенание грешницы», которое он держал на коленях, начало соскальзывать на пол. Я инстинктивно наклонился, но Пейджет, бросив на меня сердитый взгляд, сам вернул рукопись в руки правителя, а потом взял его кубок, торопливо наполнил и протянул обратно Генриху. Король жадно выпил и, тяжело дыша, откинулся на спинку.
Уильям пробормотал:
– Ваше величество, может быть, не стоит слишком много говорить перед этим человеком?..
– Нет, – ответил король, – есть вещи, которые Шардлейк должен знать. – И посмотрел на меня. – Когда рукопись принесли мне, я испугался того, что там могло быть написано. Но я прочел ее. – Тут, совершенно неожиданно, губы Генриха сложились в чопорную улыбку. – Пожалуй, суждения Екатерины немного легкомысленны, но, – его величество пренебрежительно махнул рукой, – королева всего лишь женщина, и она излишне эмоциональна. Здесь ничего не говорится против мессы. Книга определенно не еретическая. – Он говорил высокопарно, безапелляционно, как и подобает человеку, уполномоченному выносить суждения самим Богом, каковым Генрих искренне себя и считал. – Страх Кейт чрезмерен, – заключил он.
Я подумал, как быстро у него сменяются чувства, которые он совершенно не скрывает. По крайней мере, сейчас, хотя события последних месяцев и показали, что его величество может быть также холодным и скрытным. И все же последние слова монарха вселили в мое сердце надежду.
– Может быть, пришла пора сказать ее величеству, что рукопись у вас? – нерешительно спросил Пейджет.
– Нет, – ответил король, и в голос его вернулась резкость. – В эти непростые дни чем больше козырей у меня в рукаве, тем лучше.
Я осознал, что он хранил книгу у себя, пока миссия Бертано не провалилась окончательно, оставляя себе возможность решить вопрос не в пользу партии реформаторов. Тогда протестантская королева стала бы помехой, и «Стенание грешницы» осталось бы грозным оружием. Да, Генрих любил жену, но в конечном итоге, как и все в его королевстве, она была лишь пешкой на шахматной доске. Он убил бы супругу, если бы вдруг решил, что так надо для пользы дела, пусть даже не слишком охотно. И уж конечно, виноват в этом оказался бы не он сам, а кто-то другой.
Король снова испытующе посмотрел на меня:
– Значит, это ты склонил королеву сохранить пропажу в тайне? – Теперь в его голосе прозвучало сомнение.
Я вспомнил, как лорд Парр рассказывал мне о внушаемости Генриха, о том, что король склонен принимать желаемое за действительное, а неверность ему считает величайшим из грехов. Теперь, я не сомневался, ему хотелось верить, что пропажу рукописи скрывали от него не по инициативе королевы. Он бы предпочел обвинить в этом меня, человека, которого презирал и который в политическом отношении совершенно ничего для него не значил. Пожалуй, Генрих уже выбрал меня в козлы отпущения и, наверное, поэтому сказал мне так много. Но после того, что случилось этой ночью, мне было уже все равно. И поэтому я ответил твердо, хотя я и знал, что это может означать для меня смерть:
– Да, ваше величество.
Генрих ненадолго задумался, а потом раздраженно произнес:
– Но все же Кейт обманывала меня…
Я набрал в грудь побольше воздуха. Каким-то образом ко мне вдруг вернулось красноречие, как в решающий момент судебных слушаний:
– Нет, ваше величество, королева тут абсолютно ни при чем. Это я за спиной у вас охотился за «Стенанием грешницы».
Хоть и с усилием, королю удалось немного выпрямиться в кресле. Он молчал, пытаясь решить, какую роль во всем этом играла его жена. Наконец правитель как будто пришел к заключению. Он подался вперед, и его глаза стали безжалостными.
– Ты наглый, грубый, подлый, горбатый хам, – проговорил Генрих тихо, хотя я отчетливо чувствовал его ярость. – Такие, как ты, – проклятье нашей страны; они смеют говорить, что в вопросах религии и безопасности королевства отвечают только перед своей совестью, когда на самом деле должны быть преданы
Правитель посмотрел на меня с такой мстительной злобой, что я непроизвольно сделал полшага назад.
– Не смей двигаться, когда я не разрешал тебе этого! – рявкнул он.