Стефан Цвейг

Запланировав посетить веймарский архив Гёте и Шиллера, главную архитектурную жемчужину тюрингской резиденции, 30 августа с замиранием сердца он переступил порог священного «храма на горе». В тот день Стефан познакомился с будущим директором архива, экспертом по Гёте, редактором эпистолярного наследия классика Юлиусом Вале (Julius Wahle, 1859–1927). Вале и Цвейг, принадлежавшие к представителям еврейской культуры, родившиеся в Вене, с первой встречи выразили друг другу взаимопонимание и большое уважение. Оказалось, что их общим другом является германист и историк литературы Якоб Минор (Jakob Minor, 1855–1912), член Венской академии наук и вице-президент Веймарского общества Гёте. Цвейг, всегда ставивший интересы окружающих выше корыстных целей, продемонстрировал это и в эпизоде, связанном с именем Якоба Минора. На следующий год после его смерти Стефан публично отказался приобрести в свою коллекцию редкий автограф Гёте из наследия этого германиста, чтобы раритет, минуя частные коллекции, попал в фонд Веймарского института и стал достоянием общественности.

Но вернемся к визиту писателя в крупнейший литературный архив Германии. В тот памятный день Вале, с 1910 года ставший первым обладателем Золотой медали имени Гёте, показывал гостю не только основной фонд, где хранятся бесценная рукопись «Фауста» и незаконченная пьеса Фридриха Шиллера «Деметриус», но и повел коллегу к экспозиции автографов и рукописей других выдающихся гениев и деятелей немецкой культуры. Ференц Лист, Бетховен, Моцарт, Георг Бюхнер, мистик Новалис, Фридрих Клопшток и Фридрих Ницше, Генрих фон Клейст и Фридрих Гёльдерлин – тысячи документов и писем из наследия Всеобщего немецкого музыкального общества (Allgemeine Deutsche Musikverein), документы из Немецкого фонда Шиллера, основанного в 1859 году, за 26 лет до открытия Веймарского архива. Излишне говорить, что Цвейг был покорен в самое сердце!

Память об этом посещении отразилась в ряде произведений писателя, включая биографическое эссе о Гёльдерлине: «Главное побуждение, толкнувшее Гёльдерлина к свободе, это – влечение к героическому, стремление найти в жизни “великое”. Но прежде, чем он решается искать его в собственной душе, он хочет увидеть “великих”, поэтов, священный сонм. Не случайность приводит его в Веймар: там Гёте, и Шиллер, и Фихте, и рядом с ними, как сияющие планеты вокруг солнца, Виланд, Гердер, Жан-Поль, братья Шлегель – все созвездие немецкой культуры. Дышать этой возвышенной атмосферой жаждет его враждебная всему непоэтическому грудь; здесь будет он пить, словно нектар, воздух новых Афин, в этой экклесии духа, в этом колизее поэтических ристаний испытает свою силу»{174}.

В эссе автор явно пытается примерить на себя образ «женственно мягкого» творца «Гипериона», впервые приехавшего в Веймар для встречи с Гёте, Фихте и Шиллером. В своем собственном «влечении к героическому», в стремлении самому найти нечто особенное и «великое», будучи «психологом по страсти», он следует за белокурым поэтом по пятам – по университетским аудиториям, площадям, улицам и дворцам этого города. Он сам отправляется на поиски «экклесии духа», следует за нектаром «новых Афин» в первую очередь для себя, своего духовного наполнения, а спустя 14 лет, вступив в неравную «борьбу с демонами», физически и мысленно отправится в Веймар снова и снова.

«Этот младенец садится в Веймаре на школьную скамью перед кафедрой Фихте, перед кафедрой Канта и так усердно начиняет себя доктринами, что Шиллер вынужден ему напомнить: “Избегайте по возможности философских материй, это – самые неблагодарные темы… держитесь ближе к чувственному миру, тогда вы меньше рискуете потерять трезвость во вдохновении”… В ту пору, когда Гёльдерлин приезжает в Веймар, Шиллер уже утратил пьянящую мощь своих ранних демонических вдохновений, и Гёте (здоровая натура которого с инстинктивной враждебностью сопротивлялась всякой систематической метафизике) сосредоточил свои интересы на научных вопросах. О том, в каких рационалистических сферах встречались их мысли, говорит их переписка, величественное свидетельство полного уразумения мира; но все же скорее это переписка двух философов или эстетиков, чем поэтическая исповедь… Издалека они казались ему вестниками радостного избытка, жрецами, возносящими сердце к божеству; он ждал, его вдохновение возрастет рядом с ними, рядом с Гёте и особенно с Шиллером, которого он читал ночи напролет в Тюбингенском институте и чей “Карлос” был “волшебным образом его юности”».