Стефан Цвейг

Надолго «освежить взгляд» вдали от дома и Европы, как всегда, не получится. В ноябре был намечен визит в Париж, где в те дни проходила французская премьера пьесы «Вольпоне». Пришлось вставать под ослепительные софиты и принимать аплодисменты, подписывать книги и отвешивать поклоны, снова и снова смущаясь собственной популярности и успеху. Накануне Рождества он попытался обрести покой в швейцарском городке Монтрё для встречи с Ролланом и работы над жизнеописанием Фуше. По пути через Цюрих он пару дней гостил у Альфреда и Стефани Душак, а на обратном пути в Базеле имел продолжительную беседу с бизнесменом Карлом Хагенбахом (Karl Geigy-Hagenbach, 1866–1949). Вот уже три года, как они обменивались письмами и обсуждали новости исключительно из мира аукционов, хвастаясь друг перед другом новыми приобретениями. Цвейга поражала коллекция Хагенбаха, в которой имелись рукописи Савонаролы, Ричарда III, Галилея, Рене Декарта, Даниеля Дефо, подлинники рукописей Достоевского и Генделя, Леонардо да Винчи и Микеланджело, Рембрандта и Альбрехта Дюрера. В 1936 году для журнала «Philobiblion» Цвейг даже написал статью «Карл Гейги-Хагенбах и его коллекция».

Задолго до поездки в Москву он начнет собирать материал о Французской революции и воспоминания о заточении и казни Марии-Антуанетты, о египетских походах Наполеона и режиме Директории. Изучит дневники супруги наполеоновского генерала Жюно Лоры Жюно, герцогини д’Абрантес, автора грандиозных мемуаров «Записки герцогини Абрантес» в 18 томах. Все эти документы, мемуары, протоколы, письма, книги, газеты, памфлеты Цвейг читал не только с целью написания биографии антигероя Фуше, популярной даже среди нацистов книги о человеке, «победившем в психологическом поединке таких людей, как Наполеон и Робеспьер», но и для работы над двумя пьесами. Одной, так и незавершенной, была драма «Adam Lux» (при жизни писателя в печати появится только пролог, а после смерти в бумагах обнаружат девять разных набросков пьесы). Это история о реально жившем в Париже стороннике Республики по имени Адам Люкс, уроженце немецкого города Майнца, жизнь которого, как и тысяч других несчастных, закончилась под ножом гильотины. Вторая – трагикомедия в трех действиях и девяти сценах «Агнец бедняка» («Das Lamm der Armen»), реальная история французского лейтенанта Жана-Ноэля Фуре, в супругу которого Полину в Каире влюбился сам император и, дабы избавить красавицу от мужа и предаться с ней любовным утехам, приказал отправить офицера во Францию. Таким образом, супружеский союз счастливых людей был бессердечно «раздавлен колесами машины власти». В качестве названия он возьмет цитату из Евангелия от Иоанна, основанную на словах Иоанна Крестителя (Ин.1:29), назвавшего приближающегося к нему Христа агнцем, «Который берет на Себя грех мира».

Из письма Ромену Роллану 28 мая 1929 года: «Моя пьеса “Агнец бедняка” закончена. Она стала очень жесткой, очень горькой, и большого успеха ожидать не приходится, но это все равно; примет ли ее театр или не примет – в счет идет только радость писать и делать свое. Осенью закончу и “Фуше” – книгу против политики без убеждений и идей, то есть против сегодняшней европейской».

Работа над трагикомедией давала ему пищу для ума, страстное возбуждение и вдохновение при написании портрета старого циника, гения закулисных политических интриг, предателя и знатока ветров дипломатической «кухни» Жозефа Фуше: «С некоторым трудом представляешь себе, что тот же самый человек, с той же кожей и с теми же волосами, был в 1790 году учителем монастырской школы, а в 1792 году уже реквизировал церковное имущество; в 1793 году был коммунистом, а пять лет спустя стал миллионером и через десять лет герцогом Отрантским. Но чем смелее становился он в своих превращениях, тем интереснее был для меня характер, или, вернее, бесхарактерность, этого самого совершенного макиавеллиста нового времени, тем больше увлекала меня вся его скрытая на заднем плане и окутанная тайной политическая жизнь, все более своеобразным, даже демоническим являлся мне его образ. Так совершенно неожиданно для себя, побуждаемый радостью чисто психологических исследований, взялся я писать историю Жозефа Фуше, надеясь этим сделать вклад в еще не существующую и в то же время совершенно необходимую биологию дипломатов, этой еще почти не исследованной опаснейшей духовной расы современности»{381}.

Блистательно написанный им единственный в ряду жизнеописаний «портрет политического деятеля» (Цвейг был совершенно аполитичен, Фуше в этом смысле стал исключением) был напечатан у Киппенберга тиражом 10 тысяч экземпляров: «Я срочно написал ему, убеждая не печатать так много. Фуше фигура малоприятная, в книге нет ни одного любовного эпизода, такой книгой невозможно привлечь широкий круг читателей; для начала достаточно пяти тысяч. Всего через год в Германии было распродано пятьдесят тысяч экземпляров – в той самой Германии, которая сегодня не смеет прочесть ни одной моей строки…»