Стефан Цвейг

Раз уж мы упомянули Эрмитаж, то приглашаю читателей вслед за австрийским гостем и Робакидзе, с которым он в Ленинграде был неразлучен, отправиться на экскурсию в Зимний дворец, известный в мире каждому образованному человеку. Впечатления Цвейга от посещения Эрмитажа впервые опубликуют в журнале «Огонек» № 26 от 7 июля 1929 года: «У меня не хватит мужества утверждать, что я действительно видел Эрмитаж: я только побывал во всех его залах. В самом деле: кто сможет внимательно осмотреть его в день или в неделю? Не надо забывать, что Эрмитаж, и до революции по размерам своим сравнимый лишь с Лувром или Лондонской национальной галереей, за последние десять лет возрос втрое, благодаря национализации художественных ценностей, принадлежавших частным лицам. <…> Я попросил любезного директора{378}, сопровождавшего меня, показать лишь самое значительное. <…> И мне показали собрание ни с чем не сравнимое: сокровищницу Эрмитажа.

В зале нижнего этажа – незаметная на первый взгляд тяжелая бронированная дверь. Она запечатана; мы ждем, пока явятся служащие, которые составят акт о вскрытии двери, и только тогда повернут магический затвор. Бесшумно открывается массивная дверь и захлопывается, пропустив нас в небольшое помещение. Поворот выключателя – яркий свет вливается в лампочки, – и блеск золота ослепляет нас. <…> останавливаешься перед ними в изумлении: ибо там разложены предметы тончайшей филигранной работы, орнаментированные, быть может, при помощи раскаленных игл, волшебно декоративные изображения охоты, магические амулеты и золотые маски, снятые с лиц умерших царей. <…> В соседнем помещении – едва зажегся свет – засверкали сотни, тысячи драгоценных камней. Турецкие сабли, сплошь унизанные бриллиантами, смарагдами, рубинами и аметистами, диадемы Екатерины из желтых и гигантских белых бриллиантов – большинство из них с цветным отливом и, если посмотреть на них сбоку, отсвечивают то розовым, то голубым, то зеленым, как переливающиеся краски на крыльях бабочки. Табакерки, часы, скипетры, всевозможные безделушки и регалии – и всё, всё, всё усеяно тысячами неоценимых камней. Здесь ощущаешь великую рознь между богатым и бедным, выросшую за двести лет до исполинских размеров. Здесь, в сокровищнице, в парадных покоях царей, – в Царском Селе и в Зимнем дворце, – начинаешь понимать органичность русской революции».

Вечернее представление «Баядерки» в Ленинградском академическом театре оперы и балета (современный Мариинский театр) Цвейга покорило в самое сердце. Тогда он предскажет юной балерине Марине Семёновой: «Это имя еще не раз озарит Европу. И по тому счастью, которое она дарит миллионам, чувствуешь и понимаешь, почему все художники здесь так увлеченно и беззаветно преданно, так самоотверженно и самозабвенно служат общему делу, – они преодолевают многие годы страданий, лишений и усталости единственно лишь ради святого огня радости от того, что их труд нужен людям»{379}.

* * *

До сих пор остается невыясненным, какую именно ленинградскую фабрику показывали иностранцам 16 сентября, ведь из мемуаров Цвейга ответа на этот вопрос не получить, а другие иностранные гости по этому поводу тоже не распространяются: «Ах, как часто случалось улыбаться, когда нам показывали обыкновенные фабрики, ожидая, что мы удивимся, как будто мы ни в Европе, ни в Америке ничего подобного не видели! “Электрическая”, – сказал мне один рабочий, указывая на швейную машину, и в глазах его было ожидание: ведь я должен был изумиться. Потому что все эти технические предметы народ видел впервые, он безропотно верил, что все это придумали и изобрели революция и батюшки Ленин и Троцкий. И я посмеивался, восхищаясь, и восхищался, улыбаясь про себя; до чего же замечательный, одаренный и добрый большой ребенок эта Россия, думал я постоянно и спрашивал себя: сможет ли она и в самом деле выучить этот невероятный урок так скоро, как решила? Воплотится ли этот план с еще большим великолепием или увязнет в старой русской обломовщине?»

Утром 17 сентября, прощаясь с Ленинградом на Московском вокзале, Цвейг сказал провожающим: «Теперь я знаю путь в Россию. И я еще не раз приеду сюда, где меня так тепло и радушно встретили». К моменту прощания он уже отправил коллективу издательства «Время» короткую телеграмму: «Примите мою тысячекратную благодарность за Ваше удивительное гостеприимство. Цвейг. 17 сентября 1928 г.».