Стефан Цвейг

В тот вечер на сцене Камерного театра роли Эбби и Ибена исполняли Алиса Георгиевна Коонен, ведущая актриса театра и супруга Таирова, и актер Николай Церетелли. Робакидзе вспоминал: «Пришел Цвейг. Играла Алиса Коонен. Она знала, что в зале будет присутствовать известный австрийский писатель – и не повела головой. Цвейг взволнованно шептал: “Великолепно, замечательно”. После спектакля режиссер Таиров устроил небольшой ужин. Его квартира там же, в здании театра. Алиса Коонен и Стефан Цвейг беседовали о европейском театре и артистах. Тут же присутствовал один француз, живущий в Советском Союзе, который читает где-то курс то ли французского языка, то ли литературы. Он объявил: “Недавно в одном институте заполнялись анкеты, кого из иностранных писателей больше всего читают. Наибольшее количество голосов получил Стефан Цвейг”. Цвейг покраснел. Стесняясь, сказал: “Надеюсь, такой счет долго не продержится”. Цвейг устал. Вскоре уходим»{370}. Вторая и последняя встреча Цвейга с Александром Таировым и его супругой состоялась спустя два года в Вене, о чем свидетельствует в своих мемуарах сама Алиса Георгиевна{371}.

Запланированная встреча с режиссером Сергеем Эйзенштейном, назначенная на 14 сентября, состоялась в назначенный срок. Из «Гранд-отеля» Цвейгу был заказан автомобиль до Чистопрудного бульвара, дома № 23/1, где в одной из комнат коммунальной квартиры № 2 проживал человек, снявший в 1925 году лучший фильм всех времен и народов «Броненосец “Потёмкин”». К моменту встречи Цвейг хорошо представлял себе творчество Эйзенштейна. После просмотра фильма «Октябрь» в одном из писем он убеждал режиссера сделать цикл кинолент об истории России от формирования самодержавия до его краха. Сергей Михайлович, в свою очередь, тоже читал австрийского новеллиста, о чем писал в мемуарах: «Я очень любил его “Достоевского и Ницше”, “Стендаля” и “Диккенса”. Потом я получал от него приглашение встретиться в Вене и вместе посетить Зигмунда Фрейда. Приехать не удалось. Больше не встречались»{372}. Не встречались, но обмен письмами еще какое-то время продолжали вести. В конце 1928 года Эйзенштейн сообщал: «Посылаю Вам статью о “Толстом”. Куда приятнее было бы отправить Вам дружелюбную рецензию. Но думаю, что и эта послужит Вам к пониманию новой России. Статья совершенно неоригинальна и составлена из самых расхожих теоретических оборотов. У Вас будет полное представление о манере и методе нашей критики!»

Вечер 14 сентября Цвейг провел в здании Всероссийского союза писателей на Тверском бульваре, 25, в «Доме Герцена», где в угловой комнате второго этажа в 1812 году родился русский писатель Александр Иванович Герцен – отсюда и происходит название дома. «Редкое чувство испытал я, оказавшись между прошлым и настоящим. Всего несколько месяцев назад я посетил в Версале восьмидесятилетнюю дочь Александра Герцена{373}, мадам Монад, а сейчас сидел в ставшем государственным доме ее отца, памятники которому давно украшают многие площади. За столом я оказался рядом с внучкой Толстого, молодой, нежной и очаровательной умной Софьей Есениной, вдовой большого лирического поэта Есенина, два года назад трагически ушедшего из жизни в тридцать лет. <…> Тут Борис Пильняк, известный романист, белокурый немец с Волги, обрусевший настолько, что ни слова не понимает на языке своих предков, рядом с ним Всеволод Иванов, “Бронепоезд” которого одинаково пользуется успехом и как книга, и как драма, светлый сибиряк с круглым лицом эскимоса. <…> Вот Абрам Эфрос, чернобородый москвич-ориенталист, прекрасный знаток европейского искусства, вот Лидин и Кириллов и великолепный гравер по дереву Кравченко, а возле него пока еще не известные писатели других регионов страны».

Среди новых знакомых австрийского писателя стоит упомянуть библиофила Павла Давыдовича Эттингера. Двух увлеченных людей объединяла страсть – коллекционирование рукописей писателей, черновиков нотных тетрадей композиторов, набросков и эскизов художников. Проживал Эттингер в комнате коммунальной квартиры на Новой Басманной улице, десятилетиями ходил в одной несменяемой старорежимной пелерине, пока Цвейг однажды не прислал ему пальто. 15 сентября коллеги встретились в комнате Павла Давыдовича: «Я побывал у большого ученого в квартире, не имеющей кухни и состоящей из одной комнаты и крошечного помещения рядом. <…> кабинет, столовая, общая комната и спальня – всё вместе. И когда я, невольно пораженный, посмотрел на эту тесноту, он усмехнулся успокаивающе и сказал: “Ничего, к этому привыкаешь. Мы хоть отделены от наших соседей деревянной перегородкой”. Уже это считается счастьем – сметь дышать со своими близкими парой кубических метров “своего” воздуха»{374}. В таких стесненных условиях Эттингер проживет до самой смерти в 1948 году. Многие книги из его коллекции по сей день хранятся в Библиотеке им. Ленина, а в Государственном музее изобразительных искусств им. Пушкина и Академии художеств СССР находится большая часть сохранившегося архива.