Статус: в поиске

Фраза звучала странно, чужеродно, и, конечно, никак не могла быть адресована ей. Но в этот момент, когда Мэдди ещё находилась в сонной дреме, было так приятно представить хоть на мгновение, что кто-то может называть ее «миссис Беккер». Пусть даже это было только во сне. Пусть даже эти слова — лишь игра ее воображения. Пусть даже в реальности ей никогда не называться этим именем, но сейчас… Сейчас ещё хотелось побыть немного в мире фантазий. Там, где Маделин Хантер была кем-то иным, более значимым, нежели оставшаяся без работы журналистка. Там, в этом мире, можно было вообразить, что в ней кто-то по-настоящему нуждается. И даже не кто-то, а сам Макс Беккер — недостижимый, несносный и самый незабываемый мужчина. Тот, кто провел с ней не просто ночь, а подарил за несколько часов словно бы целую маленькую жизнь, полную безумств. Тот, кто казался в это время, что они провели вместе, гораздо более близким ей по духу, чем то можно было предположить. А ещё — отчаянным. Отчаянным настолько, насколько может быть только очень одинокий человек, дошедший вдруг до точки, после которой следует полный срыв тормозов.

Мэдди не знала, что из того, что они творили в Вегасе — правда, а что — лишь иллюзия, которую она сама себе придумала. Лёжа на боку, ещё не до конца проснувшаяся, она боялась открыть глаза и обнаружить, что Макса Беккера не то, чтобы нет рядом — она боялась, что его с ней и вовсе не было. Как и этой ночи, когда позволила себе все. Только раз. Только с ним.

Уютное забвение, в котором пребывала Мэдди, находясь где-то между сном и явью, оказалось вдруг жестоко нарушено ворвавшимся в сознание резким звуком — то звонил ее телефон, и, судя по громкости мелодии — где-то совсем рядом. Мучительно застонав, Маделин нехотя перевернулась на спину и попыталась нащупать смартфон, не открывая глаз. Просто для того, чтобы заткнуть его. Просто потому, что из того состояния сна, где все было так хорошо и правильно, как она всегда мечтала, совершенно не хотелось выходить. Ей было так необходимо побыть ещё немного в том мире, что никогда не существовал, прежде, чем она встанет с постели и будет вынуждена снова столкнуться лицом к лицу со всеми неприятностями, что свалились на ее несчастную голову в реальности.

Но, к досаде Мэдди, телефон оказался каким-то неуловимым. Пошарив рукой по тумбочке, она так и не сумела найти источник раздражающего звука. Вздохнув, Мэдди открыла глаза, и, прищурившись, оглядела ближайшие предметы.

На тумбочке телефона действительно не было. Он обнаружился на полу, вместе с горой одежды, часть которой принадлежала, несомненно, мужчине. Маделин надеялась лишь, что этим мужчиной был Макс, потому что, откровенно говоря, не могла вспомнить почти ничего после того момента, как они завалились в казино и она с энтузиазмом конченной идиотки просадила там все деньги, что у нее вообще имелись. И радовалась при этом так, будто выиграла в результате этого безумства миллион, а не проиграла последнее, что было.

Поморщившись, Мэдди снова посмотрела на продолжавший трезвонить телефон. Он показался вдруг удобным поводом, чтобы не оборачиваться к тому, кто находился вместе с ней в одной постели. И Мэдди уже не знала, что хуже — чтобы это был Макс или, наоборот, не он. От мысли о ком-то другом к горлу подкатывала тошнота, от мысли о Максе — пробирающий до костей, липкий страх. В этот момент она боялась совершенно обычных вещей — посмотреть ему в глаза и понять, что на этой ночи все кончено. Она боялась пустых, ничего незначащих фраз, после которых он встанет, оденется и уйдет, оставив Мэдди с ее проблемами наедине. И хотя ей было не привыкать грызть землю там, где другим все давалось проще и легче, сейчас отчего-то было так жутко обнаружить, что у нее больше ничего нет. Ни денег, ни друзей, ни даже работы, в которой раньше всегда можно было спрятаться. Ничего, кроме холода и пустоты. Ничего, кроме осколков жизни, которая ее вполне устраивала.

Так и не набравшись смелости, чтобы обернуться, Мэдди потянулась за телефоном и в тот же миг замерла, впав в оторопь на несколько мгновений, за которые в ее голове пронеслось столь много всего, что это было похоже на ураган, перевернувший все с ног на голову.

Не веря собственным глазам, Маделин ошарашенно смотрела на тонкий золотой ободок на безымянном пальце своей левой руки. И от этого зрелища в голове ее безумными вспышками пронеслись воспоминания, от которых захотелось умереть на месте.

Она не помнила, кому из них первому стукнуло в голову пожениться, зато прекрасно помнила другое — церемония заключения брака была больше похожа на фарс. Они, оба пьяные и беспрестанно ржущие, охотно корчащие рожи на фотокамеру, и на контрасте с этим — торжественная музыка в полутемной часовне и серьезный, сурово взирающий из-под толстых стекол очков священник.