А пока Ваня, весь опухший от побоев, с искорёженными руками и ногами, спускался в карантин нести бремя послушания и выполнять режимные требования. Какие это были бы замечательные понятия, если бы за ними было что-то ещё, кроме страха и ужаса! Местные козы после напряжённого трудового дня, после всех этих унижений, ломок и истязаний, в которых они были главными исполнителями, скопом пёрлись в церковь. Неужели они надеялись замолить там свои окаянные грехи? Напрасно будут возносить они молитвы Иисусу-иудею. Миром правят Русские боги, а они справедливы, но мстительны. Поэтому эти молящиеся козы, скорее всего, будут просто перебиты как самая последняя мразь… И не поможет им чужой, еврейский бог. Он помогает только своим – евреям. А на русских болванов, даже усердно возносящих ему лицемерные молитвы, еврейский бог может смотреть только с недоумением и отвращением, а помогать или спасать их он, конечно, никогда не будет… Все молитвы русского народа (прямых потомков Русо-ариев) уходят пока в карманы толстобрюхих прохвостов.
В карантине Ваню встретили глаза Бенди и Жука. В них было столько боли, сострадания и понимания, что у Вани сразу полегчало на сердце. Он улыбнулся им уголками рта, показывая, что всё нормально. Просто надо находить в себе дополнительные силы и жить дальше, нести и это изуверское бремя. Как ему жалко было всех своих товарищей по этапу, как он хотел им помочь! Но как? Простая вспышка эмоций ничего не решит и ничего не исправит. Тут вся система продумана до мелочей, и все службы, О.Б., О.О. и прочие работают, не покладая рук, и вполне заслуженно жуют свою хлебную долю.
А Ваня… Нет, Ваня не смирился со своей судьбой, он только взял необходимый в существующих условиях временный тайм-аут. А пока нужно осмотреться, обдумать всё… и хотя бы выжить.
Но теперь, если кого-нибудь унижали или били рядом с ним, он смотрел на это спокойнее, он стал даже несколько равнодушнее к чужой боли. Неужели он тоже может стать таким же безжалостным к чужому горю как эти презираемые и ненавидимые им «казённые» суки?
А что, если все вокруг такие, и он попал сюда, чтобы стать похожим на них? Но из глубины его души тихий ободряющий голос совести шептал ему: «Нужно сохранить в себе хотя бы частицу человеческого, чтобы не превратиться в животное, пройти все испытания и остаться человеком. Это – главное!».
Ему очень хотелось лечь в постель, укрыться с головой от дневного света и никого не видеть. Это было несбыточной мечтой: надо было учить идиотские правила, придуманные одними идиотами для других… Пока он ещё не умер, но будет постепенно умирать каждый день. Сейчас он умирает в карантине, потом 6 месяцев в адаптации, а окончательно умрёт в каком-нибудь режимном отряде… Он от всей души пожелал своему бывшему сокамернику Антипу никогда сюда больше не вернуться…
Хорошо в таких условиях не курить вообще. Ваня видел, как мучаются зависимые зеки, и сочувствовал им, а те всяческими ухищрениями пытались покурить. Некоторые старались попасть на уборку прилегающих территорий. Особо одарённых козы неоднократно посылали на эту непыльную работёнку, и эти «счастливчики» после хозработ курили. А потом они постепенно приучались смотреть на всё происходящее по-другому. Они уже заглядывали козам в рот, кивали, поддакивали, заискивали перед ними, и даже покрикивали на таких же, как они сами, зеков. Конечно, их выделили из общей массы вполне сознательно, с определёнными целями, но они обольщались и такой мизерной привилегией. Им казалось, что они уже не простые, а какие-то особенные зеки. Ваня понимал, что это просто очередная иллюзия. Вскоре всем пришлось убедиться в этом.
Из каптёрки Кузя вытащил вещи этапников. На приёмке времени разбираться с ними не было, и все вещи были просто скиданы в кучу. Наконец очередь дошла и до них. Да и пора уже было вернуть этот нехитрый скарб его законным владельцам.
Кузя по одному звал этапников в каптёрку и одаривал карантинных обитателей их же собственными вещами. Всё тут зависело от его, Кузиного благоволения. И чтобы он ни попросил у «особо одарённых курильщиков», они сразу соглашались на его просьбу. Они вынуждены были удовлетворять все алчные поползновения Кузи: ведь в случае их отказа он мог обидеться и не вывести их покурить. Они уже готовы были плясать под козлиные дудки.
А многие другие зеки просто не хотели выделяться, а быть незаметными и молча ждать своего освобождения. Они тоже выполняли корыстные просьбы внештатного сотрудника Кузи. Вообще-то в создавшейся обстановке их можно было понять. Ваня и сам хотел, чтобы его поменьше замечали. Но его, наоборот, везде видели и всегда наблюдали за ним. Не мог, (а, может быть, не умел) затеряться он в серой зековской массе.
Когда Кузя позвал Ваню в каптёрку (вещевую), он самолично вытащил из груды сумок Ванину сумку, всё вытряхнул из неё и серьёзно, этак по-деловому, начал разбирать чужое имущество. Ваня ухмыльнулся и выдернул из рук Кузи свою сумку.
– Да у меня и самого руки есть. В помощи не нуждаюсь.