– Народ, который не заботится о своих защитниках, о своей армии, вынужден потом кормить чужую армию, – блеснул познаниями Лёня. Конечно, он же почти отличник и много чего знает. Эти слова особенно подбодрили Заступника, и он сказал Лёне:
– Ты, Леонид, учись, тебе ведь этнография по душе. – Лёня кивнул. – Я много чего помню из истории края, обязательно расскажу. А потом мы сходим к Свистоплясу, и он тебе такое расскажет о жизни и быте древних славян, что и не снилось никому. Он ведь реальный представитель того мира.
И вдруг они разом остановились, до них донеслись гудящие звуки. Сначала отдельные, потом они слились в одну неповторимую мелодию.
– Это – Гуделка, – сказала радостно Дуня, – вы слышите!? – это Гуделка прощальную насвистывает!
– Не насвистывает, а нагудывает, – поправил её Пустолай.
– Такого слова "нагудывает" нет, – заметил Мурлотик.
– Давайте хоть здесь не спорить, – проговорили в один голос овечка Смуглянка и козочка Белянка.
– Хорошо играет, шельма, – сказал Никита и смахнул с глаз слезу. Причём слово "шельма" он произнёс так вдохновенно, что в его устах оно стало высшей похвалой, в общем, так, как и всегда.
– А вы что будете делать, – спросил Никиту Пал Палыч.
– Буду хлопотать о музее и о ночлежке, – ответил дворник, – не знаю как кому, а мне стыдно жить в обществе, где у одних хоромы, а другим негде голову преклонить, даже у пичужки есть гнездо… – и вдруг весело сказал: – А пойдёмте ко мне, в мою комнатку, вспомянем мамушку, я ведь там схоронил в сарае мамушкины приспособления, возьмёте их в клуб, а?
– А у меня есть оттуда крупорушка, – добавил Лёня.
И все вместе они направились в комнату к Никите.
Не успели они пройти и сотни метров, как сзади раздался прозвучал автомобильный клаксон. Автомашине уступили место, сойдя на обочину, но та и не думала их обгонять. Все повернулись – на дороге позади них стоял милицейский Уазик. В боковое окно смотрел Вано. Он улыбался.
– Я ще знал, шо вы на кладбище поихалы, а найти не могу. Дывлюсь, дывлюсь, туды-сюды, а вас нэма, – проговорил, высунувшись из автомобиля, капитан Канивец. – Сидайтэ, трошки подвезём.
– Так нас много… – сказал Пал Палыч.
– Садитесь, садитесь, – проговорил лейтенант Митин, – без меня как раз уместитесь.
– А как же вы? – спросил Пал Палыч.
– Я доберусь… У меня здесь дела.
Капитан Канивец стал рассаживать друзей. Пал Палыч, Крокыч и профессор сели на заднее сиденье, а ребята с пуделем разместились на приставных.
– Вси уселысь? – спросил капитан? – Тогда поихалы.
Только поехать сразу не пришлось. Вано выглянул в окно, открыл дверцу, вылез и стал, глядя на переднее колесо, чесать затылок.
– Шо? Опять? – проговорил с тревогой в голосе капитан Канивец. – Шо затылок скрябаешь?
– Опять… – сказал сержант, пожал плечами и, достав из-под сиденья ключи, стал отвинчивать запасное колесо.
– Трошки подождыте, неувязочка вышла,– проговорил Канивец и вылез из кабины: «Ну шо ты на это колесо дывышься, як на красну дэвчыну? – послышался его голос, – ставь, давай, люды ждут".
– Так домкрата нет, товарищ капитан.
– Я тэби скоро со своей зарплаты куплю этот несчастный домкрат, – проговорил сердито Канивец и, обращаясь к пассажирам, договорил с улыбкой. – Небольшая замыночка, сейчас поидым, – и, взявшись за передний бампер, проговорил: – ставь, давай, растяпа.
– Подождите, мы выйдем из машины, – сказал Пал Палыч, первым догадавшись, что проколото колесо и капитан решил приподнять передний мост.
– Та куда вы выйдытэ, сидыте, потом опять рассаживаться, только врэмя терять, – проговорил капитан. – Мне не тяжело.
– Нет-нет, мы всё-таки выйдем, – запротестовал Пал Палыч. – Так нельзя.
Через минуту все вышли из машины и собрались на одной стороне дороги, ожидая, когда водитель с капитаном заменят колесо.
В природе было всё тихо и ясно. Проворный, ласковый, словно игручий котёнок, тёплый ветерок набегал из овражка, шевелил зелёную травку, взбирался на высокие сухие прошлогодние бустылы, и, обхватив розовыми подушечками лапок коричневые метёлки бустылов, раскачивался и от восторга попискивал.