В каземате, где располагались женщины и дети, на полу стояла одинокая лампа. Света она давала немного, но разглядеть находящихся здесь людей позволяла. Шинели, гимнастёрки, одеяла, – видимо, бойцы стащили сюда почти всё, чтобы хоть как-то защитить от подземной сырости обитателей этих отсеков. Везде, куда падал взгляд, лежали и сидели женщины, прижимая к себе детей. Многие спали, остальные с немым ожиданием смотрели на нас. Меня поразила царящая здесь тишина: ни плача, ни криков. Даже малыши, – и те молчали. К нам, баюкая на руках грудничка, подошла совсем молодая девушка:
– Вот, товарищ командир, Олечка моя, – всё есть просила, кричала, а теперь не просит. Видать, от голода сознание потеряла.
Взглянув на застывшее личико её ребёнка, я с ужасом понял, что дочь этой женщины мертва.
– Ничего, солнышко, вот прогоним немца, покушаем, и опять у мамы молочко появится. Подожди ещё чуть-чуть, ладно? Ненаглядная моя, кровиночка, потерпи… – прижимая свёрток к себе, ласково продолжала ворковать девушка.
В накинутой на плечи шинели, к ней подошла пожилая женщина, поправляя выбившуюся из-под косынки седую прядь волос. Приобняв девушку за плечи, она тихо сказала:
– Лидочка, – она умерла, голубушка, – не мучай себя, положи ребёнка.
– Ну что Вы, Клавдия Ивановна, такое говорите? Олечка просто уснула и скоро проснётся.
– И так, – со вчерашнего вечера, – горестно произнесла женщина, обращаясь к Гаврилову.
Я посмотрел на майора, – его лицо окаменело, он невидящим взглядом смотрел в пустоту.
– Мама, а мы тоже умрём? – вдруг раздался детский голос из темноты.
– Ну что ты, сынок, – конечно, нет! – поспешила успокоить своего ребёнка мать, – Скоро вернётся наш папа и освободит нас.
– А Вася у тёти Нади лежит весь холодный и больше не встаёт, – он что, – заболел?
– Вася? Не знаю… Наверное…
– Дяденька командир, а где мой папа? – ко мне подошла маленькая, лет пяти, девочка.
Я, честно говоря, растерялся и даже не сразу сообразил что ответить. Она, тем не менее, доверчиво глядя на меня, продолжала:
– Мама говорит, что он сражается здесь. Тогда почему он не приходит к нам? Он, что ли, занят?
– А как у твоего папы фамилия? – наконец, нашёлся я.
– Лейтенант Яковлев.
Опустившись на корточки, ответил серьёзному маленькому человечку:
– Ты знаешь, я здесь боец новый, – только сегодня ночью пришёл. Поэтому, извини, но папу твоего пока не встречал. Думаю, он действительно занят, раз не приходит. Но ты не беспокойся, – когда встречу твоего отца, – обязательно передам, чтобы зашёл. Договорились?
– Хорошо. А ты не забудешь?
– Ну что ты! Обещаю!
– И не дашь немцам нас убить? Мама говорит, что они хотят, чтобы мы умерли.
– Нет! Больше никто из вас не умрёт! – вставая, горячо заверил я девочку.
Гаврилов, наконец, вспомнил зачем мы здесь:
– Товарищи женщины! Командование считает, что далее вам здесь находиться нельзя. Мы… Мы, к сожалению, не в силах обеспечить вам защиту… Поэтому, утром вы покинете форт.
Новость потрясла обитателей каземата: женщины зашумели, сразу заплакали дети.
– Да как же мы вас оставим? – всплеснула руками Клавдия Ивановна, – В плен, значица, сдаваться? Вы – здесь, а нам, – к германцу идти?
– А кто за ранеными будет ухаживать? Да как мы мужей бросим? Немцы нас расстреляют! – понеслись выкрики со всех сторон.
– Тихо! – рявкнул Гаврилов, – Прекратить базар!
Шум не сразу, но стих.
– Разрешаю остаться только тем, кто состоит на службе и имеет воинские звания! Остальные уйдут. Это приказ и он не обсуждается! – повысил голос майор, пресекая возникший было снова ропот, – Ваша главная задача, – спасти детей. Здесь, в форту, их ждёт неминуемая гибель. Да и нам будет легче сражаться, зная, что вы в безопасности. Сейчас, – пять утра. На сборы и прощание, – даю два часа. В семь, – выход. Готовьтесь.
Женщины снова загомонили, окружив нас с Гавриловым. Майор ещё раз объяснил, что их с детьми выход, – дело решённое. Кому уходить и кому оставаться, – решит ответственный за эвакуацию, который вскоре сюда прибудет. С огромным трудом вырвавшись из гудящего, как улей, каземата, мы направились к штабу.
– Та девочка… Она говорила, что её отец, – лейтенант Яковлев, кажется. Ты не знаешь где он?
– Погиб во время попытки прорыва, несколько дней назад. Жене-то сказали, а та, видимо, дочери сообщить правду не смогла…
По-прежнему дежуривший у двери Силаев, доложил, что всё в порядке, без происшествий. Гаврилов кивнул и шагнул внутрь: Касаткин ещё спал. Майор подошёл к столу с телефонами и крутанул ручку одного из них:
– Дежурный? Командира роты ко мне через 15 минут.
Те же действия он повторил и с другими двумя телефонами, вызывая ротных в штаб.
– Удобно, – кивнул я на аппараты, когда Гаврилов закончил говорить.
– Связь своё дело знает, – кивнул он на спящего капитана, – провели линии в три каземата, на большее проводов не хватило. Два в концах внешнего вала и один, – на первый этаж внутреннего.
– Вот что я подумал, товарищ майор: определи-ка ты меня на какой-нибудь участок обороны.