– Постарайтесь, Евстафьев, – надеюсь на вас. Установка нам нужна как воздух! Этот пулемёт, – сердце обороны! Идите!
– Есть! – чётко развернувшись через левое плечо, Евстафьев вышел.
– Вороненко, – свободен!
– Слушаюсь! – одессит прикрыл за собой дверь.
– Вот ссука! – грохнул кулаком по столу Гаврилов, как только подчинённые покинули каземат, – Это надо же быть такой тварью!
Я был солидарен с майором, но свою вспышку ярости уже реализовал, вмазав политруку прикладом. К тому же, за битый час беседы я изрядно продрог, сидя в одних трусах среди холодных кирпичных стен. Пора как-то приодеться. Послушав ещё немного виртуозные матюки Гаврилова, я нашёл паузу в его выступлении, и сказал:
– Михалыч, – мне бы одежонку какую, – пока я совсем не околел. У вас тут не жарко, однако.
– Что? Одежонку? – ещё не отойдя от гневного монолога, переспросил майор.
– Ну, форму мне какую-нибудь можно сообразить? Да и перед личным составом как-то легализоваться нужно, что ли. А то сижу тут, за панибрата, с целым майором, вопросы задаю подчинённым… Я, кстати, в прошлой жизни старшим лейтенантом был… Намекаю как бы…
– Точно! Надо бы тебя приодеть, – извини, не догадался сразу! Ну, с формой у нас всё в порядке, – как-никак, склады под боком. Сейчас подберём. Старший лейтенант, говоришь… – задумчиво глядя на меня, потёр подбородок Гаврилов.
– Нет, по возрасту не подойдёшь. Лейтенант – максимум. Да и то, в удостоверении фотография должна быть, так что этот вариант отпадает. Вот что, Иван: будешь сержантом.
– Ну, хоть так… – пожал плечами я.
– Да не горюй: зато, – самым настоящим! Сейчас тебе и документ справим!
Майор шагнул к ящику из-под патронов, достал оттуда целую стопку каких-то бланков и печать. Я с интересом смотрел за его действиями. Гаврилов сел за стол, обмакнул ручку в чернильницу и начал писать. Закончив, помахал листком в воздухе, давая просохнуть чернилам, после чего дыхнул на печать и поставил оттиск на бумаге. Полюбовавшись на дело рук своих, встал и торжественно вручил свежесозданный документ мне:
– Поздравляю с досрочным окончанием полковой школы младших командиров, товарищ сержант!
– Служу трудовому народу!
Брови майора удивлённо взлетели вверх. Внимательно посмотрев в мои честные глаза, он усмехнулся:
– Забудь эту фразу, потомок! Служат у нас сейчас исключительно Советскому Союзу!
Настала моя очередь удивляться:
– Как же так?! Я читал историю, что до 23 февраля 1943 года военнослужащие отвечали «Трудовому народу!», а «Советскому Союзу!» уже после этой даты…
– Не знаю, что там ты читал, и при чём здесь 43-й год, но познания твои неверны.
Глядя на мой озадаченный вид, Гаврилов снизошёл до объяснений:
– Вам, как младшему командиру, окончившему полковую школу, должно быть известно, что Приказом Народного Комиссара Обороны от 21 декабря 1937 года за номером 260, отменяется временный Устав 1924 года и вводится новый Устав внутренней службы, – УВС-37. А в нём есть глава 3: Приветствие в строю и вне строя. Пункт 31 данной главы гласит, что, если начальник благодарит, – то военнослужащий отвечает «Служу Советскому Союзу!» Ну что, запомнили, товарищ сержант?
– Так точно!
– Сейчас проверим! Благодарю за службу!
– Служу Советскому Союзу!
– Так-то лучше! Историк…
Хмыкнув, Гаврилов добавил:
– Ладно, давай, ознакамливайся пока с документом, а я на счёт формы распоряжусь. Вороненко!
Пока майор в дверях объяснял одесситу что и где из предметов обмундирования взять, я рассматривал выданную мне бумагу. Это был небольшой листок, примерно соответствующий нашему формату А5. Машинописный текст гласил, что это не просто бумажка, а Свидетельство об окончании полковой школы 44-го стрелкового полка. Всё честь по чести: выдано командованием 42-й стрелковой дивизии младшему командиру 4-й роты 44 с.п. тов. Алексееву И.М. в том, что он призван в ряды РККА в 1941 году в полкшколу. Окончил курс обучения полковой школы 20 июня 1941 года. Выдержав испытание в полковой комиссии на звание командира отделения по специальности «стрелок» с общей оценкой знаний «хорошо» и удостоен звания «сержант». Далее, – шли подписи: командир полка майор Гаврилов, комиссар полка батальонный комиссар Артамонов, начальник штаба капитан Ширяев и командир роты младший лейтенант Сгибнев. Судя по всему, Пётр Михайлович был мастер расписываться за подчинённых, – иного объяснения появления свежих подписей напротив вышеприведённых фамилий, у меня нет.
Впрочем, это не моё дело: главное, – я получил вполне правдоподобный документ, худо-бедно удостоверяющий личность. Если мне не изменяет память, то у рядового и младшего командного состава с этим были проблемы, особенно в начальный период войны. Этим активно пользовались немецкие диверсанты, – тот же «Бранденбург-800». Красноармейские книжки, вроде как, были, но далеко не у всех. Моя, например, сгорела вместе со штабом. Так, при случае, и скажу. И, – попробуй, докажи, что это не так.
Тем временем, Гаврилов закончил инструктаж одессита и, отправив того за формой, вернулся за стол.
– Ну как, – ознакомился уже? – кивнув на свидетельство, поинтересовался майор.