Сталинградский гусь

Сидя на корточках, он оглядел базар – не изучает ли его чей-нибудь трепетный взгляд? Нет, базар был пуст – ни одной души. Даже воробьев, которые обитают на базарах целыми стаями, днюют тут и ночуют, не было, словно бы их всех до единого проглотили местные кошки. Гужаев поднялся и через дырку, проделанную в кустарнике прямо напротив чинары, покинул базар.

На улице тоже было пусто – ни души. Город словно бы вымер. Тишина – примета плохая, как и такая же недобрая примета – торговые лавки, закрывающиеся раньше времени: горожане, особенно из числа торговцев, будто бы из-под земли получают сведения о том, что в ближайшие часы произойдет налет какой-нибудь свирепой банды, либо готовится серьезная уличная перестрелка, где будут убитые, либо грядет газовая атака, резня, истребление иноверцев, иная беда, и люди на это реагируют, стараются спрятаться, а вещички свои – обезопасить.

Что-то похожее наклевывалось и сейчас, в воздухе, в малиновом небе, среди легких перистых облаков будто бы начал вспухать гнойный пузырь. Через некоторое время он лопнет, и тогда все может произойти… В общем, держитесь, люди.

Колонна стояла под загрузкой, Игорь ходил на базар один, без подстраховщика, поскольку наступило время «между кроликом и удавом», когда удав, пока не съест кролика, не успокоится. Так что ухо надо было держать востро и видеть не только то, что находится впереди, но и то, что сзади.

До места погрузки колонны Игорь добрался, слава богу, без приключений. Встретил его Джангул, на киношный манер приложил два пальца к седеющей голове: салют, мол, камрад! Времени свободного у него не было ни секунды и надо отдать ему должное – со всем он справлялся блестяще, на трудности не сетовал, сиял чистыми ровными зубами, покорял людей своей улыбкой.

Хороший человек был Джангул, по лицу видно.

– Как дела? – спросил он у Игоря.

Гужаев вначале оттопырил палец на правой руке, показал Джангулу, потом растер воздух, посыпал оттопыренный палец чем-то невидимым – примерно так опытный едок солит крупную, очищенную от мундира картошку. Спросил:

– А у вас как?

Джангул сделал тот же самый жест: вскинул большой палец и посыпал его солью, потом еще посыпал, на этот раз – жгучим афганским перцем.

– До двенадцати ночи, думаю, загрузимся, до шести утра поспим и двинемся домой, – сказал Джангул.

– Считаете, успеем?

– Успеем. У нас половина товара – в контейнерах. А контейнеры грузить любо-дорого, всего несколько минут – и контейнер уже стоит у тебя в кузове. Остается только нажать на педаль газа.

Джангул, опытный человек, хорошо знал, что делает, и время свое распределял очень точно, в шоферском мире про него ходили легенды. Недаром его выбрали председателем профсоюза Афсотра, – причем выбрали без всякого нажима сверху, да и сами водители – народец, на который сверху не очень-то и надавишь… С механиками и слесарями – это без малого две тысячи человек.

Только Джангул, единственный из шоферов, который с двумя контейнерами в кузове, – это примерно двадцать четыре тонны весом, – мог уйти утром из Тургунди-Кушки в пакистанский Чаман, пройти за день семьсот километров, разгрузиться, поставить в кузов и в прицеп два новых контейнера и ранним утром следующего дня уйти обратно, домой.

Домой, чтобы вечером уже ужинать у себя в глинобитном домике на окраине Кабула, обнесенном невысоким дувалом, в кругу семьи и нянчить маленького внука… Играть с ним и петь ему старинные пуштунские и таджикские песни, тетешкать, вскидывая под самый потолок, и рассказывать сказки.

Сказок Джангул знал много.

Жить на окраине, несмотря на известность, он не боялся, нравы здесь были проще, а люди надежнее, чем те, кто жил в центре.

По ночам окраины Кабула были очень сильно, почти всклень, залиты электричеством, все в округе было видно лучше, чем днем. Электростанция в Суруби, построенная советскими рабочими еще до войны, давала энергии столько, что в ней можно было утопить весь Афганистан, никто не считал, сколько электричества потребляет тот или иной жилой дом, квартал, район и так далее, поэтому местные обитатели твердо усвоили одно правило: если лампочка ввернута в патрон и к ней подведен провод выключателя, то лампочку эту надо обязательно зажечь.

Этому правилу следовали все кабульцы неукоснительно. В том числе и Джангул.

В разведотделе добавили несколько красок к портрету Джангула. Водители здешние были приравнены к солдатам, потери были такие же и воевали они так же. А уж что «прохоры» делали с автомашинами, во что превращали их, и говорить даже не стоило – все было понятно без всяких слов. Об этом красноречиво свидетельствовал исковерканный, прошитый пулями и осколками МАЗ, который стоял во дворе в кузове другого МАЗа…

Погрузка была закончена в полночь, контейнеры закрепили тросами – поставили на скрипучие растяжки, спать решили в кабинах – оставлять груз без присмотра было нельзя, даже запечатанный в контейнеры…