Сталинградский гусь

Прихрамывающей трусцой Джангул проследовал к занемогшему грузовику, поднял крышку мотора. Резко отшатнулся от клуба пара, прыгнувшего из-под крышки ему в лицо. Хорошо, что Джангул успел прикрыться рукавом.

Ничего интересного в дороге Гужаев не обнаружил – в одном лишь месте засек целую батарею спаренных ДШК – крупнокалиберных пулеметов, нацеленных в воздух. ДШК – оружие суровое, может запросто перерезать летящий самолет пополам.

Поскольку выстроилась целая батарея, значит, ожидается спланированный в штабе проход авиационного полка, о плане этом узнали соглядатаи из числа афганцев и соответственно передали сведения «прохорам», ну а «прохоры», как водится в таких случаях, подсуетились. Приготовились, в общем.

Сведения эти неплохо бы побыстрее передать своим, но быстрее того, что может Гужаев, не получится, хотя у него не только рации, но даже автомата с парой запасных рожков нет. Гужаев невольно вздохнул. Расположение батареи ДШК он запомнил хорошо, «отверткой прикрепил к правому полушарию», как говорит один из деятелей разведотдела Кудлин, – а это даже лучше, чем координаты нанести на оперативную карту.

По пути, в двух местах, Игорь зацепил взглядом людей с оружием, – в одном душманы цепочкой втягивались в темную горную расщелину, в другом – оседлали неровный запыленный хребет, рассыпались вдоль верхней линии, ожидая кого-то. Места эти Игорь даже не стал засекать: сегодня душманы здесь, а завтра там, расстояние между «здесь» и «там» может быть не менее тридцати километров.

У одного из мостов он также заметил «прохоров», их было двое, в тюрбанах защитного цвета и драных пятнистых куртках – позаимствовали на вещевой базе, организованной американцами, а в беготне по горам превратили одежду в лохмотья… Вообще-то мост должны были охранять дриши – афганские патрули из числа пехотинцев, но дришей что-то не было, куда-то испарились, и это было тревожно, – дырявые куртки могли ловко и быстро взорвать переправу. Этот момент он также отложил у себя в голове.

Неожиданно у своей машины он увидел Хасана с сигаретой, заложенной за ухо.

– Ну что, парень, устал? – спросил Игорь сочувственно.

– Нет. – Хасан энергично помотал головой.

– А машину свою ты сам чинишь или слесари с механиком?

– Сам. Слесари с механиком только помогают.

Хасан выдернул сигарету из-за уха, повертел ее в пальцах, дунул в ровно обрезанный край, и сигарета, только что находившаяся в руке, исчезла. Игорь покачал головой: в парне фокус на фокусе сидит и фокусом погоняет.

В следующий миг он засек, что сигарета вновь появилась у Хасана в руке, потом незримо нырнула за правое ухо, – на бравый русский, совершенно простонародный лад, когда опытные курильщики обязательно закладывают за ухо сигаретку про запас, – остается только сунуть ее в губы и подпалить.

Гужаев похлопал в ладони:

– Браво!

Вскочив на подножку гужаевского МАЗа, Хасан попросил:

– Дай прикурить!

Игорь щелкнул зажигалкой, Хасан ткнулся сигаретой в плоский язычок пламени и приподнял одну бровь:

– Слушай, мне кажется, ты все-таки не иранец…

– А кто же?

– Шурави.

– Хотелось бы быть шурави, но я не шурави, – последовал быстрый ответ, – не дал бог бодливой корове рога иметь. А к шурави я отношусь, Хасан, с большим теплом.

– Я тоже, – сказал Хасан, подмигнул Гужаеву круглым коричневым глазом и спрыгнул с подножки.

На ночевку расположились километрах в семидесяти от пакистанской границы, на большом постоялом дворе, построенном специально для водителей фур и автомобилей с тяжелыми громоздкими грузами.

Двор был обнесен прочным глиняным дувалом, верх которого украшали витки колючей проволоки, имел две сторожевых вышки, где круглосуточно дежурили афганские сорбозы. Были установлены и столбы с яркими фонарями. Как знал Гужаев, душманы последние полгода не тревожили этот двор вообще и если где-то случались стычки душманов с советскими солдатами, то происходило это в стороне от постоялого двора.

Было тихо. Ночь тяжело повисла над землей, над оглаженными временем хребтами старых гор, небо было черным, в далекой глуби его переливались таинственно, то вспыхивая, то утишая свой яростный свет, звезды.

Совсем недалеко, буквально за стенкой дувала, подвывали, давясь кашлем, хрипами, похолодавшим к ночи воздухом, шакалы. Войны они не боялись – привыкли к ней.

Игорю досталось нижнее место на широком двухярусном топчане, место вверху занял Хасан, – вскарабкался туда бесшумно, ловко, быстро, будто обезьяна; загадочный был паренек, как свет звезд в черном здешнем небе.

Полежав минут пять без движения, он свесил голову, захлопал любопытными глазами:

– Скажи, а ты в Москве бывал?

На Игоря и сон уже начал наваливаться, и звуки все отошли, переместились за стенки постоялого двора, и вдруг на тебе: извне просочился хрипловатый, полудетский-полувзрослый голос. Отвечать не хотелось, но отвечать надо было, и он едва слышно зашевелил слипшимися от усталости губами:

– Никогда не бывал.

– А жаль. Не то рассказал бы чего-нибудь.

Сон, в который Игорь только что погрузился, начал отступать.