Сталин против рептилоидов

Кто-то принёс кусок сахара, а девушка, что сидела за столом с учебниками, звали её Валентина, вскочила и убежала, а когда вернулась, так принесла настоящую фарфоровую чашку с блюдцем и ложечкой.

Ракель Самуиловну усадили за стол, но чувствовала она себя странно, не то выставочным экземпляром, не то высокородной принцессой.

– А не плоха, краля-то у Свирида, – шептали семнадцатилетние рабфаковцы.

– Да уж не твоя Нюрка толстозадая, – со знанием дела шёпотом отвечали восемнадцатилетние специалисты, – краля класса люкс.

– Да, Свирид знает толк в кралях.

– Уж Свирид не промах.

Ракель Самуиловна эти разговоры слышала, слух у неё был острый, и оттого краснела немного. И удивлялась. Ей, женщине, которая всю свою жизнь слушала комплементы и объяснения в любви эти слова от деревенских ребят и ребят из городской бедноты казались честными и настоящими, хотя чуть напыщенными и наивными. Оттого она краснела и чуточку стеснялась. И попросила, наверное, от того же:

– Товарищ, Тыжных, садитесь рядом.

Свириду тут же был выделен стул, и он сел рядом с ней. И все, кто мог, уселись за стол. Все кому хватило кружек стали пить чай, но сахар, небольшой кусок, положили только товарищу Незабудке. А вот по баранке хватило всем собравшимся.

Ребята и пришедшие девочки стали болтать, задавать вопросы о работе. О планах. И один из ребят, одногруппник Свирида, по имени Яшка, спросил:

– Свирид, а ты политэкономию сдал?

– Нет. Не сдал, этот Вильчевский с меня с живого не слезал. Думал на этой неделе сдам, да не придётся. Уезжаю.

– Я просто с тобой хотел пойти, я тоже не сдал. А куда поедете? – Спросил Яшка.

– По делу, – не стал распространяться Тыжных.

– Наверное, в мягком вагоне поедете, – мечтательно сказала Валентина.

– Ещё чего, деньги на ветер кидать, у меня лишних нету. – Отрезал Свирид.

– Ну, нет, дорогой мой товарищ Свирид, – ласково улыбаясь, заговорила Ракель Самуиловна, – только в мягком, иначе я за восемь суток с ума сойду.

– Ну, значит в мягком, – согласился оперуполномоченный.

И тут то ли в припадке благодарности, а может от выпитой недавно водки, а может, чтобы смутить товарища Тыжных или ещё для чего, товарищ Незабудка обвила шею Свирида, и поцеловала его в левую щёку, а потом нежно стёрла рукой след от помады с его щеки.

Свирид окаменел от смущения, сидел и наливался краской, да такой густой, что веснушек не стало видно. А ребята за столом сначала замерли, а потом стали шушукаться и посмеиваться.

И чтобы прервать этот неловкий момент Свирид забубнил:

– Ладно, поздно уже, спать пора. Давайте разбредайтесь отсюда.

– Ишь ты, – ехидно заметила Валентина, – сидел-сидел и тут ему спать приспичило. Аж пунцовый весь стал, как спать хочет.

Ребята засмеялись.

– Зря ты Валька, я ж не в том роде, – оправдывался Свирид, косясь на Ракель Самуиловну, а та только улыбалась и цвела.

Тем не менее, ребята стали уносить стулья и расходиться. А к Свириду подошёл Васька Ярохин и тихо сказал:

– Слушай, Свирид, ты, конечно, спи у нас, а мы уйдём, вот только простыней у нас нет.

– Как же так нет, вам же комендант выдавал? – Искренне удивился Тыжных.

– Да выдавать то выдавал, да мы их ещё в зиму на портянки извели, так что спи так.

– Вот дураки сермяжные, – огорчался Свирид, – ну как так можно, учат вас культуре, учат, простыни государство даёт, а они их на портяны пускают, эх вы, вам дуракам и в хлеву очень прекрасно будет.

– Да ладно, сейчас всё найдём, – обещал Васька и закричал, – Валька, Валька, дай простыню чистую. Товарищу Незабудке без простыни никак. Она на фронтах в телегах не валялась.

Когда почти все уже ушли, Валентина принесла чистую простыню и, вручая её Ракель Самуиловне сказала, с намёком едким:

– Самая чистая во всём общежитии, вам будет сладко спать на ней. Сильно только не пачкайте.

Незабудка улыбнулась и промолчала.

Когда Валька ушла, Ракель Самуиловна произнесла, застилая кровать новой простынёй:

– А вы знаете, товарищ Тыжных, что вы нравитесь Валентине.

– Я? Вальке? А кто сказал?

– Да мне один мерин наржал!

– Чепуха. Валька она боевой товарищ по учёбе. В учебном деле ей цены нет.

– Да? Ну-ну. Свет тогда потушите.

– Сейчас, – произнёс Свирид, поверил патроны в револьвере, запер дверь и подпёр стулом, выключил свет, подошёл к кровати, стянул сапоги и завалился на неё в одежде.

А Ракель Самуиловна скинула туфли, сняла платье, стала снимать чулки потом дорогущий французский пояс для чулок. Пояс был произведением искусства, нечто среднее меду кружевами и плотными резинками, что утягивали даму от пупка до верха бедра, придавая ей необыкновенную стройность. Оставшись в совсем лёгкой нижней рубашке, она подошла к окну на цыпочках и поглядела в темноту. Постояла и, не закрыв окна, пошла легла. И тут же уснула, за секунду, то ли от того, что не спала уже два дня, то ли от переживаний и ста граммов водки.