Всё это товарищ Тыжных почти с гордостью расставлял перед товарищем Незабудкой, будучи абсолютно уверенный в том, что уж такое то угощение не заставит красавицу воротить нос. Ракель Самуиловна взяла оловянную ложку и, проявляя удивительную буржуазную брезгливость, протёрла её салфеткой — резаной газетой. Товарищ Свирид с нарочитой пролетарской небрежностью повторять её действия не стал, а принялся есть горячую картошку с хлебом с огромным аппетитом. А Ракель Самуиловна стала аккуратно тыкать ложкой в серый квадратный кусок чего-то загадочного, гордо именуемого зельцем. Потом подняла глаза на Свирида и спросила:
— А это что?
— Кушайте не бойтесь, это мясо, немецкий рецепт, тут поваром работает пленный германец, ещё с империалистической. Это роскошно вкусная вещь, называется зельц.
— Это зельц? — не верила красавица.
— Ага, он, — кивал Свирид, беспощадно уминая свою незатейливую еду.
— Знаете, товарищ Тыжных, однажды я ехала из Мюнхена в Дрезден.
Товарищ Тыжных перестал жевать от таких непонятных слов.
— На поезде, — продолжала Ракель Самуиловна. — Ехала одна, и мне вдруг захотелось сойти с поезда, хотя я ещё не приехала. И я сошла в одном маленьком, удивительно тихом, красивом городке, он назывался Цвикау. Было раннее утро, и работал только один ресторанчик, и в нём подавали одно только блюдо, для рабочих, что шли на работу, и это был зельц, и ещё пиво. Это было удивительно вкусно, и это, — она опять потыкала ложкой в серый квадратный кусочек, — совсем не похоже на тот зельц, что я ела в Цвикау.
— Зря вы барствуете, товарищ Незабудка, — сказал Тыжных, хищно поглядывая на серый советский пролетарский зельц, который был вообще не похож на правильный буржуйский зельц. — Кушайте, он очень полезный. А вам нужна питательная энергия. Нам в дорогу собираться ещё.
Она согласилась попробовать, съела кусочек. Потом ещё один, и макароны поела, а потом вдруг сказала:
— Свирид, купите мне водки. Тут продается, кажется.
— Водка — яд, — произнёс товарищ Тыжных.
— Немного, я хочу помянуть Арнольда.
Тут уж он не мог, сопротивляться и встал.
— И себе тоже купите. Я одна пить не могу.
Они выпили понемногу водки, и тут товарищ Незабудка стала плакать, а Свирид стал страдать от этого, и чтобы как-то отвлечь её, он спросил:
— Ну а вы как зельца наелись, куда поехали потом?
— Дождалась следующего поезда и поехала в Дрезден, — сказала Ракель Самуиловна, вытирая слёзы.
— Непонятно, — Тыжных смотрел на неё и хмурился даже, — зачем с поезда тогда слезали?
— Не знаю, просто почувствовала, что это мне нужно, — сказал Ракель Самуиловна, принимаясь за еду, которая после водочки уже не казалась ей столь несъедобной.
— Просто почувствовала, — повторил Свирид с усмешкой, — у нас в деревне была одна корова…
— Её звали Падла, и она была однорогая, — догадалась красавица.
— Угу, точно, так вот она как то зашла во двор моего соседа, по поленнице залезла на курятник, и проломила крышу, провалилась во внутря. Убила до смерти петуха хорошего, лучшего в деревне запевалу, и задавила двух куриц, их резать пришлось. Выбила дверь курятника, разбила в щепу и сбежала. Вот и сосед хотел у нее спросить, когда гонялся за ней с дрыном: «Вот за каким конём тебя туда чёрт понёс?» А она бы ему так и ответила: «Не знаю, просто почувствовала, что мне это нужно!»
Товарищ Незабудка сначала, может, и хотела улыбнуться, но потом подумала и сказала, глядя на товарища Тыжных с прищуром и поджимая губы:
— Знаете, что товарищ Тыжных, мне эти ваши эзоповские аллегории кажутся неуместными.
— Чего-чего? — не понял половину слов Свирид.
— Да ничего, просто все эти ваши деревенско-пасторальные параллели между мной и коровой Падлой полагаю оскорбительными.
— А! — всё равно он догадался только по тону её, что она не довольна из-за коровы.
— И купите мне ещё водки, — потребовала красавица.
— А вы здоровы водку-то трескать, — не торопился покупать он.
— Вам денег жалко, что ли?
— Да чего мне их жалеть, нет, не жалко, я в кармане у бандита полтора годовых оклада нашёл, я могу тут у них всю водку купить. Просто боюсь, что налакаетесь вы допьяна.
— А вы, что, боитесь пьяных женщин? — Ракель Самуиловна глядела на него с усмешкой.
— Я боюсь только погибнуть за понюх табака, по-глупому, а остального я ничего не боюсь, товарищ Незабудка.
— Так идите и купите мне водки, храбрец, и зовите меня товарищ Катя. Так меня в молодости звали, и товарищ Арнольд меня так звал.