Сталин против рептилоидов (СИ)

Он только усмехнулся. И стал представлять, как найдёт тихое местечко, приволочёт её туда, а там поломает ей все кости в руках и ногах, чтобы не шевелилась сильно, а затем распорет её кожу, от темени и до пяток, и начнёт сдирать её не спеша и аккуратно, чтобы сошла вся одним куском.

Он уже потянул к ней здоровую лапу, собираясь поднять её, но тут его лапу перехватила крепкая рука.

— Вы чего бедокурите, товарищ? — спросил Андрей Кондратович раненого. — Чего к женщине пристали, чего вам надо от неё?

Раненый посмотрел на него с удивлением и хотел его отпихнуть локтем, да не вышло, мужик вцепился в него своими похожими на корни деревьев ручищами. И стоял как вкопанный, да приговаривал:

— А ну, не балуй, паря, не балуй.

Раненый стал скидывать его со своей руки, мотать в проходе, так, что народ на полках просыпался, а дядька держался крепко и приговорил:

— Не балуй, тебе говорю, документ покажи сначала, а уж потом хватай женщину.

Татарин и начальник поезда стояли в сторонке, будто бы всё это их не касалось, а раненый товарищ рассвирепел и орал:

— А ну брось руку, паскуда, контра, ты что, против советской власти?

А Ракель Самуиловна вдруг сделал шаг назад, потом ещё один, и повернувшись быстро пошла по вагону, раненый товарищ поначалу этого и не заметил даже. Поглощён был освобождением своей лапы из рук таёжного партизана. А как увидал это, заорал на весь вагон:

— Стоять, товарищи, задержите убийцу!

Да никто её не задержал, она уже выскакивала в тамбур.

А дядька Андрей всё ещё висел на лапе у раненого. И он, этот раненый, просто осатанел от злости, только что она была у него в руках, и вот уже скрылась опять. И всё из-за этой сермяжной сволочи. И он стал его бить, бил так, как никого никогда не бил, он бил его об полки, затем свалил на пол и топтал, а Андрей Кондратович цеплялся за его ноги и разбитыми в кровь губами повторял и повторял:

— Не балуй паря, не балуй, говорю.

От ярости у раненого товарища совсем голову снесло, он левой лапой потянул из кобуры свою «беррету1915», а как вытянул, так стал стрелять в Андрея Кондратовича, пока в пистолете были патроны. И всё в голову тому целил, всё в голову. А когда голова того упала на пол вагона, он ещё с силой пнул его и пряча пустой пистолет в кобуру произнёс:

— Татарин и ты, — он указал на начальника поезда, — за мной.

И пошёл за убегавшей женщиной. А в вагоне было тихо, люди все проснулись, но лежали, боясь, пошевелится или даже заговорить.

Поезд кончился. Ракель Самуиловна стояла в тамбуре последнего вагона. Она знала, что эти страшные люди идут за ней, и один из них может быть и не человек. Она открыла дверь. Там за дверью, внизу, в тишине белой рекой колыхался туман. Поезд шёл в горку, набирал пар, шёл медленно. Она бы никогда на это не решилась, она не умела этого делать, ей было страшно, но прыгать было нужно. Там по вагону уже, наверное, шли за ней, эти страшные люди. Они подходили всё ближе и ближе. Предрассветный туман покрывал всё. Ни столбов, ни камней она разглядеть не могла, стояла, всматривалась и ничего не видела. И тут дверь в тамбур стала отворяться, делать было нечего, Ракель Самуиловна шагнула в туман. Как была в дорогом платье и в туфлях на каблуках.

Сначала ничего, словно она заснула. Только сыро было лежать, и страшно болели ноги, даже сквозь этот сон. И ещё что-то больно упиралось в живот. Она открыла глаза. И сквозь туман увидела огни.

И было тихо. Из далека, через туман, как через вату доносились звуки: паровоз стравил пар. У неё очень болели ноги. Она лежала в абсолютно мокрой траве. А потом паровоз дал гудок, заскрежетал колёсами об рельсы и поехал потихоньку, стали растворяться в тумане огоньки его окон. Становилось тихо. Ну, почти тихо. Ракель Самуиловна услышала голос глухой далёкий, но все слова она отлично разобрала:

— И как мы эту падлу найдём в этом тумане? Сюртук её мама.

— По запаху, — отвечал ему другой голос, сильный, опасный, — я эту падлу по запаху найду.

Она всё слышала, она знала, что они к ней идут. Но у неё так болели ноги и ещё что-то у живота. Или в животе.

Она слышала их шаги, хоть расслышать их в тумане было непросто. Ракель Самуиловна хотела лечь поудобней, перевернутся на бок чтобы хотя бы живот так не болел. Сделав усилие, она чуть приподнялась и запустила руку себе под платье, в район живота — узнать что там такое и… почувствовала, что-то твёрдое, сначала даже не поняла что это, а потом… Потом вытащила из своего широкого пояса для чулок последний и единственный подарок красивого, рыжего и смелого мальчика, самовзводный револьвер системы «наган». А шаги приближались, люди шли по железнодорожной насыпи, камни сыпались под их сапогами, и подходили к ней всё ближе. Они были уже настолько близко, что могли услышать, как она взводит курок. Поэтому товарищ Катя делала это тихо-тихо и плавно, чтобы никто из шедших к ней не услышал щелчка.

Продолжение следует…