Этот ублюдок начинал раздражать товарища Толмачёва, Генрих Григорьевич видимо был в курсе произошедшего и очень не хотел влезать в эту кашу. А Владимир Николаевич нервничал, сидел, выпускал и прятал когти, снова и снова. И старался не сорваться.
— Товарищ Ягода, давайте говорить как партийцы, начистоту. Да. Верно. Так вот, товарищ Дзержинский уже не так молод и бодр, возможно, ему придётся скоро уйти, здоровье его уже не позволяет ему работать в полную силу. И у всех возникает вопрос: «Кто будет его приемником? А как вы считаете? Ну, разумеется. Конечно, это решит партия. Ну, а вы-то как считаете?» А я вам в свою очередь, вот что скажу: «Без нашей поддержки этот важный пост никто не займёт, понимаете? Поднимете, да? Потому мою просьбу не нужно воспринимать как мещанскую услугу: ты мне — я тебе. Рассматривайте её как слаженную работу в коллективе. Как будто мы единое целое».
Ягода мялся. Он не хотел сообщать секретную информацию. Скорее всего, он не был уверен, что семья товарища Толмачёва сможет прикрыть его в случае возникновения осложнений. И ещё Ягода не знал, какие силы в этом деле будут играть против семьи Толмачёва. Сдать своих коллег из ОГПУ дело не шуточное, нужно знать всё, всё взвесить, оценить риски и выгоды, а сделать это Генрих Григорьевич не мог, слишком мало было у него информации. Но товарищ Толмачёв не отступал, даже когда у него кончались все пряники, он переходил к кнутам. И кнутам страшным.
— Товарищ Ягода, так как мне вас воспринимать, просто как коллегу или… как члена нашего коллектива? Мы с вами единое целое или вы сами по себе? Генрих Григорьевич, я вас не слышу, это проблемы со связью или вы молчите? Товарищ Ягода. Алло! Генрих Григорьевич… Вы на проводе? Отлично. А, вы просто задумались? Понял. Ну, так как мы будем сотрудничать в дальнейшем? Приятно это слышать, уверяю вас это разумное решение. Вы не пожалеете, что приняли его. Итак, кто работает по этому делу? Эгунд! Ну, конечно, это КРО. Кто бы сомневался. А имён оперативников не знаете? Нет? Жаль. Закрытое дело, и нет информации. Ясно. Жаль, ну да ладно, спасибо за сотрудничество, Генрих Григорьевич. Я сообщу о вашей помощи нашим товарищам, уверяю вас, они это запомнят. До свидания.
Товарищ Толмачёв откинулся на спинку кресла и кнопкой вызвал секретаря:
— Милиционеров мне сюда, потом машину.
— Есть, товарищ Толмачёв.
— Ну.
— Чапыга и Фельдшер в Екатерининской больнице, они живы, Чапа на операции, Фельдшера уже в покои отвезли.
— Хорошо. Хорошо, что татарин с этими дураками не поехал, а то кто бы убийцу потом опознавал бы.
Вошли милиционеры.
— В нашей картотеке есть такой деятель Эгунд, он из КРО. Возьмёте его и привезёте сюда. Только не вздумайте брать его на работе, ждите у квартиры. Ясно?
— Слушаюсь, — отвечал старшина.
Машина остановилась прямо у дома Аплаксиной, и как только Толмачёв открыл дверь, к нему подбежал товарищ и заговорил:
— Товарищ Толмачёв?
— Да, а вы кто? — Владимир Николаевич подал руку для рукопожатия.
— Замначальника отдела убийств Секачёв, МУР. Ждём вас, получили распоряжение ни кого на место преступления не пускать и осмотр не проводить до вашего распоряжения, — товарищ Секачёв руку пожал.
Они быстро поднялись на нужный этаж, там толпились люди, не меньше десятка.
— Гражданин начальник, да когда уже можно будет домой попасть? — возмущались жильцы квартиры которые не могли попасть к себе домой.
— Скоро, товарищи, скоро. Сейчас мы всё быстро выясним, — обещал Толмачёв.
Ему услужливо открыл дверь милиционер в форме, и Владимиру Николаевичу почти сразу пришлось переступить через труп убитой гражданки Коноваловой. Он остановился и огляделся, Секачёв был рядом.
— Да тут целый бой был, — сказал Толмачёв, увидев гильзы от «нагана», что валялись на углу у кухни.
— Так точно, — согласился Секачёв, и протянул Владимиру Николаевичу бумаги, — вот документы погибших.
Документы Жирного и Мадьяра Толмачёв даже и глядеть не стал, а вот документы Буханкина стал изучать внимательно.
— Огонь велся отсюда, шесть выстрелов, — продолжал Секачёв, — очень точно стреляли. Мы отсмотрели всё: ни одной дырки в стенах и потолке. Видимо тут кто-то ещё был, уходил к чёрному ходу, на лестнице много крови, потом его увёз извозчик, найдём извозчика — узнаем, куда делся этот раненый. Я уже отдал распоряжения искать раненого.
Они прошли по коридору мимо горой лежащего Жирного и привалившегося на стену Мадьяра.
— Документы сотрудников МУРа найдены у вот этих двух. Хотя я их у нас никогда не видел. Ну, да ничего, справимся в отделе кадров, выясним кто это и откуда.
Они зашли в комнату.
— Ещё огонь вёлся отсюда, с этого места, стреляли не очень хорошо, три пули в стены и дверь. Тоже «наган». А этого КРОковца — ножом, — товарищ Секачёв показал, как ударили Арнольда Буханкина. — Насмерть, сразу. В комнате проживала некая Незабудка, по слухам промышляла проституцией. Такая вот картина, товарищ Толмачёв.
— Неприятная ситуация, — наконец произнёс Владимир Николаевич.
— И не понятная, — соглашался Секачёв.
— А вы член партии, товарищ Секачёв?
— С семнадцатого года, товарищ Толмачёв.