Сталин против рептилоидов

Он задумался о другом: кто был Сталин на сегодняшний день? Да никто. Человечишка даже Ленину не чета, партийный функционер, хотя и очень работоспособный. Возможно, дальновидный и умный, умеющий молчать, но уж точно не умеющий говорить. И не имеющий поддержки в массах. Он был один и не опасен, до тех пор, пока не присоединится к семьям Зиновьева, Рыкова или Бухарина. С Тухачевским они друг друга ненавидели после польской компании, так что этот мезальянс можно было исключить. Но Сталин, как катализатор, может усилить любого из врагов товарища Троцкого. Значительно усилить. Эфраим Маркович это понимал, в отличие от крикливого Буревестника Революции, и поэтому очень надеялся, что ему удастся внедрить Хрущёва в окружение Сталина. Такие его внедренцы уже были и в окружении Зиновьева, и у Бухарина, и у Каменева, но главной своей победой он считал удачное внедрение ловкого персонажа в окружение Тухачевского. Вообще в семью Тухачевского было попасть не просто, его клан был очень силен, хотя и немногочислен, но очень осторожен и очень агрессивен. Эфраиму Марковичу с трудом удалось найти лазейку. И вот теперь и со Сталиным, которого вождь Леон по глупости своей недооценивал, вопрос, кажется, решится. Некоторое время он обдумывал детали операции и кандидатуры для её проведения, а потом…

Потом он расслабил мышцы, растёкся в приятной неге по креслу, свис с него так, что верхние лапы доставали до пола, и стал думать о Татьяне, он выкатил жёлтые глаза и прикрыл их полупрозрачной плёнкой и погрузил мозг в гормоны, способствующие к размышлениям.

День уже клонился к вечеру, когда Татьяна принесла ему обед. Два полукилограммовых куска свиной шеи. Они лежали совсем свежие, тёплые на подносе, нарытые салфеткой. Он узнал запах свинины. Простой, незатейливый, рабочий обед которого хватит на три дня. Она убрала салфетку, и Эфраим Маркович проглотил оба куска один за другим, не прикасаюсь к ним лапами. И тут же он захотел запустить когти в белоснежную блузку, в сладкий боковой жир Татьяны, вцепится ей в бок, притянуть её к себе. Но как только он выпустил когти, Татьяна расширила ноздри, и сразу выпустила свои, зашипела с придыханием, угрожающе дважды выбросила свой обворожительно синий и длинный язык. Всем своим видом показывая, что она не готова к спариванию. Он спрятал когти, стал покачивать головой, сипеть сладострастно и выпускать любовный запах. А она даже не стала смотреть, молча ушла, грациозно подрагивая божественным жиром на бёдрах.

Проводив её взглядом, Эфраим Маркович слизал с подноса красную жидкость, оставшуюся после свинины, и снова растёкся в кресле.

Всё шло неплохо, неплохо. И пошло ещё лучше, когда на столе у него зазвонил телефон. Он взял трубку и с большим удовольствием услышал то, от чего весь встрепенулся, собрался. Он сел в кресле ровно и сказал в трубку:

– Какая прелесть.

Потом он опустил трубку на рычаг и повторил, продолжая веселиться:

– Какая прелесть. – И после этого уже закричал.– Татьяна, авто мне, немедленно. Какая же это прелесть!

Глава 12

Товарищ Толмачёв Владимир Николаевич, сидел, не шевелясь уже четыре минуты, с тех пор как положил трубку телефона. Он не моргал, и не дышал. Он просчитывал варианты развития событий. И снова ждал звонков. И теперь он ждал звонков плохих. Очень плохих. Товарищи будут разочарованы и даже раздражены. И варианты развития событий в его воображении виделись ужасными. И ужасной виделась его карьера. Только что ему позвонили и сообщили, что убийца Незабудка была под охраной ОГПУ, и эта самая обозревшая охрана перебила его людишек и увела эту Незабудку в неизвестное место. И сейчас Владимира Николаевича волновал только один вопрос: Кто позволил, кто санкционировал, кто разрешил этому кокаинисту Дзержинскому выставлять убийце Незабудке охрану? Кто дерзнул встать на пути священного, кровного правосудия?

И ответ напрашивался сам собой: тайным куратором Дзержинского был сам визгливый Буревестник Революции. Кто бы ещё осмелился бы на такой варварский и подлый шаг против семьи товарища Толмачёва.

И товарищ Толмачёв не понимал, что всё это значит: Начало войны или просто политическая подножка. Показательная оплеуха. Чтобы продемонстрировать полную несостоятельность семьи, к которой принадлежал Владимир Николаевич. Но это выходило за все рамки, попирало все законы. По сути, Троцкий устраивал отвратительные игры, на костях сородича которого убил человек! Это было, какое-то особенное, отвратительное кощунство. Что ж, от банды Троцкого всего можно было ожидать. Сборище жадных и беспринципных выродков.

Но время шло, минута за минутой и ему необходимо было сделать доклад. Он с внутренней гримасой отвращения ожидал реакции своего до смерти трусливого и жестокого господина, но делать было нечего, время шло. Владимир Николаевич взял трубку:

– Соедините меня с Григорием Евсеевичем.