Сталин против рептилоидов

«Да, мы выясним это и если ты или твой хозяин в этом замешаны, будь уверен, что мы соберём все семьи и доведём до их сведения, что вы препятствовали правосудию, посмотрим, как ты тогда запоёшь».

– Со своей      стороны мы готовы оказать содействие, если в вашем случае действуют третьи силы, – Э.М.

«Что ты несёшь, глупец, скажи честно, что не справился, и мы поможем, возьмём на себя ритуал возмездия».

– Мы обязательно сообщим вам, если у нас возникнут непреодолимые трудности,– В.Н.

«Катись ты к дьяволу со своей помощью, справимся без вас».

– Мы всегда готовы помочь нашим братьям, но нам бы очень не хотелось, чтобы дело затягивалось,– Э.М.

«Вы, биологические отбросы, доведёте своей некомпетентностью этот ритуал до такого состояния, что придётся устраивать показательную бойню, как за Урицкого».

– Мы все чувствуем вашу братскую поддержку.– В.Н.

«Если бы вы не совали свои дегенеративные морды в нашу работу, то она бы двигалось заметно быстрее».

– Что ж, от души желаю вам успехов в этом не простом деле,– Э.М.

«Мы бы с удовольствием продолжали смеяться бы над вами, жалкие клоуны, если бы речь не шла о смерти нашего собрата убитого «этими».

– Для нас был очень важен ваш визит.– Н.В.

«Если ещё раз, припрёшься сюда без приглашения, невредимым отсюда не выйдешь».

Эфраим Маркович едва заметно поклонился и пошёл к двери, а Владимир Николаевич не поклонился, что было равносильно плевку в спину. Но это не огорчило Эфраима Марковича. Он шёл к выходу в прекрасном расположении духа. Если бы он умел – пел бы.

Секретарь Толмачёва, отскочил от двери, когда тот выходил. Он слышал весь разговор и записал его.

И Владимир Николаевич, даже не зная, что разговор был не приватным, пошёл серыми пятнами, что говорило о потере самообладания. Он медленно сел в своё кресло и, не сдержавшись, когтями располосовал кожаную обивку дорогого стола. Он едва удерживал себя, чтобы остаться в рабочем обличии и не порвать хорошую одежду. Визит верного пса Троцкого был прямым оскорблением, он приходил сюда издеваться, делая вид, что хочет помочь. А ещё Толмачёв отчётливо понимал, что теперь на его карьере уже стоит жирный-жирный крест неудачника. Неудачника, провалившего очень важный ритуал священного отмщения. Чтобы он теперь не сделал, все будут говорить, что ему не удался ритуал сразу, и ему даже предлагали помощь. Помощь! Как сопляку или убогому.

Он знал, что и дальше будет служить семье и хозяину, но теперь его уже никогда не будут рассматривать как члена ближайшего круга. От

этих страшных мыслей Владимира Николаевича оторвал звонок. Его, наконец, соединили с Ягодой.

– Товарищ Ягода, здравствуйте. Да, это я. У меня вот какое к вам дело. Ночью было совершено преступление. Да. Да. Вы в курсе? Отлично. И у нас есть один вопрос по этому поводу. Я понимаю, что это служебная информация. Я вас прекрасно понимаю, тем не менее, мне хотелось бы знать, кто ведёт это дело. Угу. Так. Я понимаю, что на деле стоит гриф секретности. А вы понимаете насколько значимо для нас это дело?

Этот ублюдок начинал раздражать товарища Толмачёва, Генрих Григорьевич видимо был в курсе произошедшего и очень не хотел влезать в эту кашу. А Владимир Николаевич нервничал, сидел, выпускал и прятал когти, снова и снова. И старался не сорваться.

– Товарищ Ягода, давайте говорить как партийцы, начистоту. Да. Верно. Так вот, товарищ Дзержинский уже не так молод и бодр, возможно, ему придётся скоро уйти, здоровье его уже не позволяет ему работать в полную силу. И у всех возникает вопрос: кто будет его приемником? А как вы считаете? Ну, разумеется. Конечно, это решит партия. Ну, а вы-то как считаете? А я вам в свою очередь, вот что скажу: без нашей поддержки этот важный пост никто не займёт, понимаете? Поднимете, да? Потому мою просьбу не нужно воспринимать как мещанскую услугу: ты мне – я тебе. Рассматривайте её как слаженную работу в коллективе. Как будто мы единое целое.

Ягода мялся. Он не хотел сообщать секретную информацию. Скорее всего, он не был уверен, что семья товарища Толмачёва сможет прикрыть его в случае возникновения осложнений. И ещё Ягода не знал, какие силы в этом деле будут играть против семьи Толмачёва. Сдать своих коллег из ОГПУ дело не шуточное, нужно знать всё, всё взвесить, оценить риски и выгоды, а сделать это Генрих Григорьевич не мог, слишком мало было у него информации. Но товарищ Толмачёв не отступал, даже когда у него кончались все пряники, он переходил к кнутам. И кнутам страшным.