Стаб

О, я-то как раз в курсе. А вот он — нет. Но начинал догадываться. Его взгляд уже не был таким загнанным, когда он смотрел на меня. Он знал, что можно ожидать от своего тела. И что с этим делать впоследствии. Думаю, после нашей прошлой весёленькой поездочки, оставшись наедине, Рэймс разобрался с огромной проблемой у себя в штанах. Он же сообразительный, а тут даже последний тупица догадался бы, что к чему.

Поэтому его нельзя было назвать абсолютным профаном. И всё-таки он не был сведущ в этом деле так, как, например, я.

— Всего лишь переодеваюсь, как ты и просил, Рэймс.

— Это переодевание может закончиться для тебя печально, женщина.

Совсем наоборот, приятель. Чем бы это ни закончилось для меня, для тебя всё будет в разы хуже.

— Ты противоречишь сам себе, — сказал я, снимая футболку.

На мне уже не было того сексуального черного белья, лишь телесного цвета утягивающий топ. Но я и этим не позволил Рэймсу долго любоваться. Он едва успел распознать очертания украшений через ткань, как я накинул рубашку.

— Сказал мне убираться, а сам прибежал, едва выяснилось, что я пропал… ла. — Я занялся мелкими застёжками. — А теперь угрожаешь мне, хотя напрашивался на стриптиз. Я для тебя стараюсь, между прочим.

— Это я себе противоречу? — Он ухмыльнулся. Я даже не подозревал, что он так умеет. — А что насчет тебя? Ты собиралась меня убить.

А теперь собираюсь уничтожить морально. Ну ничего себе неожиданность.

— Почему? — спросил Рэймс, став предельно серьёзным. Очевидно, этот вопрос терзал его всё это время, хотя он и делал вид, что уже забыл о моём нелепом покушении.

— Потому что ты до сих пор не вспомнил, — заявил я.

— Не вспомнил? О чём?

Мои действия явно не способствовали лечению его амнезии. Когда я начал снимать штаны, Рэймс позабыл о сути нашего разговора.

— Ну, знаешь… о том, как мы с тобой познакомились, к примеру. — Мой голос звучал беспечно, хотя я никогда в жизни не собирался ему об этом рассказывать. По моей задумке, в момент кульминации (смерти) он сам обо всём должен был догадаться. — А познакомились мы с тобой гораздо раньше, чем ты с мэтром.

— В приюте? — Его голос звучал глухо, неуверенно. И вовсе не потому, что Рэймс не понимал, о чём я толкую, а потому что я лёг на спину и поднял задницу, натягивая штаны.

Похоже, чёрный мне шёл.

— В приюте, точно. Не напрягайся, мы с тобой не были друзьями. Ясное дело, что ты меня не запомнил.

— Я вообще плохо помню своё детство, — признался он. И это понятно. Настоящая жизнь началась у него после того, как он стал «вещью» иерарха. События куда большей важности заслонили скупое на впечатления прошлое.

Хотя и обидно немного, что все слова, которые он сказал мне перед тем, как исчезнуть, на самом деле были фикцией.

— А я своё — отлично. — Я закинул руки за голову. — Оно у меня было очень насыщенным, как ты можешь догадаться.

Он молчал. Не потому что не понимал, на что я намекаю, а потому что всё отлично понял.

— Но глупо говорить такое тебе, — продолжил я. — Когда у меня ещё только начинали молочные зубы меняться, ты уже назывался ликтором генерала. Уверен-а, что за красивые глаза такие звания не присваивают. А значит, тебе тоже доставалось.

— В моём случае жестокость была оправданной.

— В моём тоже. Как ты уже успел заметить, у меня нет члена. Разве есть оправдание лучше? — Прежде чем он открыл рот, я сказал: — Только давай без лицемерия, ладно? Ты сам ничуть не лучше тех, кто травил меня в приюте.

— Да, но в отличие от них, меня раздражает в тебе вовсе не то, что у тебя нет члена! А то, что ты подговорила моего мэтра — того, перед кем я провинился меньше всего — убить меня! То, что ты улыбалась, говоря мне об этом. Словно для тебя это какая-то долбаная игра! И то, что ты делаешь сейчас…

— Нравится тебе ещё меньше, — закончил я за него.

— Не имеет никакого грёбаного смысла, — поправил он, давая понять, насколько взбешён. Он же ругался лишь, когда прибить меня хотел. — Если вздумаешь выкидывать что-то подобное там, куда мы едем…

— Не переживай насчёт этого, я не создам вам проблем, — пообещал я, правда, собираясь показать насколько ответственным я могу быть. — Я могу отсидеться, где скажешь. Я терпеливый… вая, так что подожду, пока вы там не решите все свои вопросы.

Но Рэймс снова меня удивил.

— Нет. Тебе придётся показаться на публике. — Судя по тону, он сам от этого был не в восторге. — Если мэтр намерен сделать тебя ликтором, высшему обществу лучше познакомиться с тобой сейчас. Чтобы твоё назначение не стало для всех ещё большим… сюрпризом.

Неправильное слово.

Ударом, быть может. Или шоком. Но никак не милым, незначительным «сюрпризом».

— Хорошо, Рэймс, как скажешь.

— Не обращайся ко мне по имени при других.

Ну да, он же единственная «вещь», к которой другие «вещи» обращаются «господин».