Читаем СССР. Жизнь после смерти полностью

«Среди упаковок – тебе это расскажут все тетеньки за пятьдесят – для нас лучший подарок, если кто-то из-за границы привезет мыло и останется эта коробочка от мыла, иностранная. Потому что русское мыло никогда в таких коробочках прямоугольных не было. А самое главное – оно так вкусно-вкусно пахло! Им не мылись, на него любовались, девочки между собой хвастались, у кого какое. Впервые в Москве появились магазины “Прага”, “Варна”, которые торговали иностранными товарами, и туда привозили импортную косметику» (Александра Семеновна, 78 лет).

То же касалось и шампуней. Они продавались в железных тюбиках, в пластмассовых упаковках, которые не имели эстетической привлекательности. Другое дело – иностранные шампуни.

«Баночки от иностранных шампуней… Мы тогда впервые увидели, что шампуни могут быть не в стеклянных банках, а в пластиковых. У них они уже дозированные были. Яичный шампунь был, что-то еще… В основном шампуни были болгарские, польские. Раньше шампуни были в металлических тюбиках, их выдавливали – какие там у них были ароматы» (Светлана Александровна, 69 лет).

Приведем любопытный факт – на советских упаковках шампуня была надпись: для мытья волос (для мытья головы).

В то время как советская упаковка не выделялась яркостью и цветом, в западных странах отлично понимали ее роль в продвижении товара. Главной составляющей упаковки стал именно дизайн. Продавался не столько сам товар, как это было в Советском Союзе, сколько приятные эмоции, которые были связаны с ним. Этому как раз и способствовала красочная упаковка продукции. С уверенностью можно утверждать, что в Советском Союзе содержание было важнее формы, в то время как на Западе – наоборот, форма превалировала над содержанием. Яркой иллюстрацией данного факта служит упаковка сока в СССР. Это была стеклянная банка различного объема, в то время как на Западе уже использовалась упаковка типа тетра-пак с красочными дизайнерскими рисунками на внешней стороне.

Хотя упаковка в Советском Союзе и не была представлена в таком масштабе, как сейчас, но без нее, конечно, нельзя было обойтись. Первый вопрос, которым мы открывали интервью, звучал так: «Какие виды упаковки вы можете вспомнить в Советском Союзе?» Большинство респондентов признавали, что упаковки как таковой в СССР они встречали очень мало. В основном они указывали, что пищевые продукты продавали на развес. Эти продукты упаковывали в бумагу, которую специально, именно для этих целей, привозили в магазины рулонами. Ее отрезали, упаковывали в нее взвешенный товар, и после оплаты покупатель забирал его.

«Упаковки были бумажные. В бумагу заворачивалось абсолютно все. Даже мусор, который выбрасывали, – и тот заворачивали в бумагу. Селедка заворачивалась в бумагу, бутерброды мужу на работу в газету заворачивала. Еще у нас в магазине, когда без банок приходили, творог в бумагу завертывали» (Евгения Валерьевна, 67 лет).

Похожая ситуация наблюдалась и с жидкой продукцией. Из основной массы ответов следует, что жидкие продукты доставлялись в специальных бочках, которые привозились прямо с ферм или из совхозов либо к магазинам, либо к месту проживания людей. Для таких продуктов были специальные бидоны, а также трехлитровые банки, в них разливались молоко или квас.

«Из жидких продуктов, помню, квас в бочках продавался. Стояла бочка, ты приходишь с трехлитровой банкой или чаще всего со своим бидоном, потому что надо было взять на всю семью, отстаиваешь очередь, и тебе в них наливают. То же самое было и с молоком. Рано утром занимаешь очередь, из совхоза к нам прямо во двор приезжала большая цистерна с молоком. Покупали его, дома кипятили и использовали кто как хотел» (Михаил Викторович, 57 лет).

Среди жидких продуктов отдельно следует выделить подсолнечное масло. Поход за маслом имел свои особенности.

«В одной семье хождение за подсолнечным маслом было обязательным, но неприятным ритуалом. Это была “грязная работа”, от предчувствия которой портилось настроение. Сначала намечался день. С утра отец с сыном-подростком готовили себя к неизбежному: бутылки складывались в специальную сумку, надевалась “плохая” одежда, потому что хорошую было жалко. И вот, оттягивая этот момент до невозможности, они, наконец, шли в магазин, подставляли бутылки, часть масла обязательно проливалась, затем ставили их в кошелку и брели домой, оглядывая себя и отмечая новые масляные пятна на куртках и пальто»[106].

Среди конкретных упаковок, которые вспоминали респонденты, чаще всего можно выделить треугольные пакеты из-под молока. Их помнит большинство. Фигурировали также железные банки из-под тушеного мяса или сгущенного молока, стеклянные бутылки из-под пива либо лимонада. Стеклянная посуда сдавалась в специальные пункты приема стеклотары. Впрочем, сдать можно было не только ее, но и макулатуру.

Перейти на страницу:

Все книги серии Исследования культуры

Культурные ценности
Культурные ценности

Культурные ценности представляют собой особый объект правового регулирования в силу своей двойственной природы: с одной стороны – это уникальные и незаменимые произведения искусства, с другой – это привлекательный объект инвестирования. Двойственная природа культурных ценностей порождает ряд теоретических и практических вопросов, рассмотренных и проанализированных в настоящей монографии: вопрос правового регулирования и нормативного закрепления культурных ценностей в системе права; проблема соотношения публичных и частных интересов участников международного оборота культурных ценностей; проблемы формирования и заключения типовых контрактов в отношении культурных ценностей; вопрос выбора оптимального способа разрешения споров в сфере международного оборота культурных ценностей.Рекомендуется практикующим юристам, студентам юридических факультетов, бизнесменам, а также частным инвесторам, интересующимся особенностями инвестирования на арт-рынке.

Василиса Олеговна Нешатаева

Юриспруденция
Коллективная чувственность
Коллективная чувственность

Эта книга посвящена антропологическому анализу феномена русского левого авангарда, представленного прежде всего произведениями конструктивистов, производственников и фактографов, сосредоточившихся в 1920-х годах вокруг журналов «ЛЕФ» и «Новый ЛЕФ» и таких институтов, как ИНХУК, ВХУТЕМАС и ГАХН. Левый авангард понимается нами как саморефлектирующая социально-антропологическая практика, нимало не теряющая в своих художественных достоинствах из-за сознательного обращения своих протагонистов к решению политических и бытовых проблем народа, получившего в начале прошлого века возможность социального освобождения. Мы обращаемся с соответствующими интердисциплинарными инструментами анализа к таким разным фигурам, как Андрей Белый и Андрей Платонов, Николай Евреинов и Дзига Вертов, Густав Шпет, Борис Арватов и др. Объединяет столь различных авторов открытие в их произведениях особого слоя чувственности и альтернативной буржуазно-индивидуалистической структуры бессознательного, которые описываются нами провокативным понятием «коллективная чувственность». Коллективность означает здесь не внешнюю социальную организацию, а имманентный строй образов соответствующих художественных произведений-вещей, позволяющий им одновременно выступать полезными и целесообразными, удобными и эстетически безупречными.Книга адресована широкому кругу гуманитариев – специалистам по философии литературы и искусства, компаративистам, художникам.

Игорь Михайлович Чубаров

Культурология
Постыдное удовольствие
Постыдное удовольствие

До недавнего времени считалось, что интеллектуалы не любят, не могут или не должны любить массовую культуру. Те же, кто ее почему-то любят, считают это постыдным удовольствием. Однако последние 20 лет интеллектуалы на Западе стали осмыслять популярную культуру, обнаруживая в ней философскую глубину или же скрытую или явную пропаганду. Отмечая, что удовольствие от потребления массовой культуры и главным образом ее основной формы – кинематографа – не является постыдным, автор, совмещая киноведение с философским и социально-политическим анализом, показывает, как политическая философия может сегодня работать с массовой культурой. Где это возможно, опираясь на методологию философов – марксистов Славоя Жижека и Фредрика Джеймисона, автор политико-философски прочитывает современный американский кинематограф и некоторые мультсериалы. На конкретных примерах автор выясняет, как работают идеологии в большом голливудском кино: радикализм, консерватизм, патриотизм, либерализм и феминизм. Также в книге на примерах американского кинематографа прослеживается переход от эпохи модерна к постмодерну и отмечается, каким образом в эру постмодерна некоторые низкие жанры и феномены, не будучи массовыми в 1970-х, вдруг стали мейнстримными.Книга будет интересна молодым философам, политологам, культурологам, киноведам и всем тем, кому важно не только смотреть массовое кино, но и размышлять о нем. Текст окажется полезным главным образом для тех, кто со стыдом или без него наслаждается массовой культурой. Прочтение этой книги поможет найти интеллектуальные оправдания вашим постыдным удовольствиям.

Александр Владимирович Павлов , Александр В. Павлов

Кино / Культурология / Образование и наука
Спор о Платоне
Спор о Платоне

Интеллектуальное сообщество, сложившееся вокруг немецкого поэта Штефана Георге (1868–1933), сыграло весьма важную роль в истории идей рубежа веков и первой трети XX столетия. Воздействие «Круга Георге» простирается далеко за пределы собственно поэтики или литературы и затрагивает историю, педагогику, философию, экономику. Своебразное георгеанское толкование политики влилось в жизнестроительный проект целого поколения накануне нацистской катастрофы. Одной из ключевых моделей Круга была платоновская Академия, а сам Георге трактовался как «Платон сегодня». Платону георгеанцы посвятили целый ряд книг, статей, переводов, призванных конкурировать с университетским платоноведением. Как оно реагировало на эту странную столь неакадемическую академию? Монография М. Маяцкого, опирающаяся на опубликованные и архивные материалы, посвящена этому аспекту деятельности Круга Георге и анализу его влияния на науку о Платоне.Автор книги – М.А. Маяцкий, PhD, профессор отделения культурологии факультета философии НИУ ВШЭ.

Михаил Александрович Маяцкий

Философия

Похожие книги

Эра Меркурия
Эра Меркурия

«Современная эра - еврейская эра, а двадцатый век - еврейский век», утверждает автор. Книга известного историка, профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина объясняет причины поразительного успеха и уникальной уязвимости евреев в современном мире; рассматривает марксизм и фрейдизм как попытки решения еврейского вопроса; анализирует превращение геноцида евреев во всемирный символ абсолютного зла; прослеживает историю еврейской революции в недрах революции русской и описывает три паломничества, последовавших за распадом российской черты оседлости и олицетворяющих три пути развития современного общества: в Соединенные Штаты, оплот бескомпромиссного либерализма; в Палестину, Землю Обетованную радикального национализма; в города СССР, свободные и от либерализма, и от племенной исключительности. Значительная часть книги посвящена советскому выбору - выбору, который начался с наибольшего успеха и обернулся наибольшим разочарованием.Эксцентричная книга, которая приводит в восхищение и порой в сладостную ярость... Почти на каждой странице — поразительные факты и интерпретации... Книга Слёзкина — одна из самых оригинальных и интеллектуально провоцирующих книг о еврейской культуре за многие годы.Publishers WeeklyНайти бесстрашную, оригинальную, крупномасштабную историческую работу в наш век узкой специализации - не просто замечательное событие. Это почти сенсация. Именно такова книга профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина...Los Angeles TimesВажная, провоцирующая и блестящая книга... Она поражает невероятной эрудицией, литературным изяществом и, самое главное, большими идеями.The Jewish Journal (Los Angeles)

Юрий Львович Слёзкин

Культурология