Поэтому социально-экономический строй, который возник в России после революции 1917 г. мог быть только буржуазным. Он и господствовал весь XX век в стране и продолжает господствовать и сегодня. Доказательству всего этого и посвящена предлагаемая статья.
По мнению современных историков, период русской революции определяется рамками 1917-1922-х гг., т. е. включает не только февраль и октябрь как этапы одного революционного процесса, но и весь период гражданской войны. Следовательно, весь период «военного коммунизма», гражданской войны нужно относить к периоду, собственно, революции, а не послереволюционного, нормального устройства общества, нормального хозяйственного развития. Другой вопрос, что большевики в период «военного коммунизма» во многом жили иллюзиями как бы наступающего коммунизма, вот-вот приближающейся мировой революции. Многие их практические действия были вызваны не только военной обстановкой, но и идеологическими схемами. Это все отложилось в их сочинениях и, в еще большей мере, в устных выступлениях. Многие последующие комментаторы, читая эти сочинения, уверовали в то, что «военный коммунизм» и есть нормальный коммунизм, как-то совершенно забывая, что период революции и гражданской войны не может рассматриваться в качестве нормального состояния общества. И действительно, период «военного коммунизма» и последующий за ним период НЭПа существенно, принципиально различаются.
В период «военного коммунизма» мы видим не только прагматические действия власти большевиков по наведению порядка и обеспечению победа в гражданской войне, но и попытку на деле изжить буржуазные отношения, попытку практического осуществления некоторых главнейших социалистических доктрин. Конечно, как уже отмечалось, все это происходило в рамках объективной неизбежности, в условиях войны, разрухи, беспорядка. Но доктринальный мотив в действиях большевистского правительства в этот период также очевиден. Однако, эта социалистическая докгринальность была эпизодической, не системной; скорее, эмоциональной, чем сознательно и планомерно внедряемой.
Даже в первых декретах новой советской власти при внимательном рассмотрении можно обнаружить преследование буржуазных принципов (отобрать и поделить по-новому). В пример можно привести декрет «О потребительских кооперативных организациях» от 10 апреля 1918 г., где, в частности, указывалось: «Все торговые предприятия, снабжающие население предметами потребления, облагаются в пользу казны особым сбором в размере 5 % их оборота»[145]. Эти 5 % налога сильно напоминают налог с продаж в том же проценте, введенный в конце 1980-х гг., когда стали активно разворачивать рыночные отношения. Однако, эта буржуазность была, так сказать, скрытая или вынужденная, она не исходила из идеологической доктрины. На эту буржуазность определенным образом уже тогда указывали некоторые наблюдатели. Так, Н. Бердяев вопрошал в ноябре 1917 г.: «Не наследует ли мир “социалистический” все “буржуазные” грехи и пороки, не хочет ли он “буржуазность” лишь равномерно распределить и довести ее до предельного развития и совершенства?»[146]. Конечно, что-то Бердяев тут уловил существенное. Но в целом выглядит весьма неуместным в самый разгар революции подводить ее итоги. Как раз «военный коммунизм» показал, что «социалистический» мир искренне стремился преодолеть буржуазность. Эта буржуазность, как бы на нее не указывали некоторые ригористы от теории, была скорее вызвана обстоятельствами, а не догмами. Нельзя же в самом деле в разрушенной стране заниматься исключительно духовным творчеством.
После периода «военного коммунизма» буржуазные принципы в экономической политике стали проявляться все больше и больше. И не как остатки прежней системы или незаконченности прежних мероприятий. Это, конечно, также было. Но теперь буржуазность входила как принцип и новой власти. Это порождало много конфликтов, вызвало большую реакцию в самой партии. Можно даже сказать, что вся идеология «левой оппозиции» была вызвана именно этим.