СССР. Незавершенный проект

Советский человек жил удовлетворением растущих потребностей. «Строительство социализма», требовавшее огромного напряжения сил в 1930-е гг., манило грядущим «удовлетворением», и начиная с 1950-х гг. «предприятие» советского народа стало давать все более ощутимую отдачу. Потребности удовлетворялись, стимулируя труд и творчество с одной стороны, и разгоняясь по мере появления новинок потребительской продукции в стране и мире – у соседа и в рекламе. Вчерашние крестьяне были рады коммуналке, столовке и сапогам. Рожденный в советском городе послевоенный горожанин стремился к отдельной квартире с хорошим телевизором, холодильником, о даче, автомобиле как о признаках достойного, нормального образа жизни. Сложности в получении колбасы он воспринимал с возмущением, яркие упаковки зарубежных товаров – с растущим интересом. На очереди стояли видеомагнитофоны и персональные компьютеры.

Советский человек вырос из сверхцентрализованной экономики как ребенок из школьной формы. Это была добротная форма, и мы скучаем по ней, тем более, что многим приходится ходить в лохмотьях. Но надеть старую форму уже нельзя, и носить ее дольше было невозможно.

В принципе советская промышленность могла и далее выпускать потребительскую продукцию, которая все меньшее соответствовала потребностям населения. Одновременно мог и дальше нарастать дефицит востребованной продукции. Еще несколько лет годами могло нарастать раздражение низов и даже прорываться локальными бунтами, как в 1960-е гг. Но предотвратить всеобщий бунт могла или большая гибкость политической системы, или то или иное решение социальных проблем, переплетенных с этническими. Системный кризис вызывал нарастание массового раздражение властью, которая не может остановить накопление проблем, не может обеспечить удовлетворение потребностей, которые двадцать лет назад казались несбыточными, а теперь – очевидными.

Сценарии некоторых диссидентских авторов, пророчивших массовую бойню, голод, одичание страны[195] – всего лишь продолжение в будущее тех процессов, которые действительно развивались в конце 1970-х – начале 1980-х гг. Но для того, чтобы все «мины замедленного действия», заложенные под основание СССР, взорвались одновременно и привели к действительно катастрофическим последствиям, необходимо было выполнение двух условий: сохранение авторитарно-централизаторской стратегии правящей группировки (то есть синхронность социальных процессов, которая ведет к «резонансу») и подавление гражданской активности (условие накопления энергии низов для разрушительного бунта). К счастью, эти условия не были соблюдены. Во-первых, в борьбе централизаторской и регионалистской альтернатив накануне Перестройки победила вторая. Во-вторых, КПСС не удалось сохранить за собой монополию на общественную жизнь, и в конце 1980-х гг. на арену вышли гражданские движения, скорректировавшие ход событий.

Таким образом, дальнейшее развитие советского общества с неизбежностью требовал отказа от жесткой модели «государственного социализма». В этом смысле Перестройка была неизбежна. Однако направление реформ, их результаты и судьба СССР как единого государства зависели от расстановки сил в правящей элите и обществе и внешнеполитического положения.

Верхи хотят…

Успешное реформирование сложившейся системы могло начаться только изнутри правящего класса. Недовольство, вызревающее в обществе, еще не могло вылиться в формы массового политического протеста в масштабах всей страны. Бунты были возможны, но пока не связанные между собой. В СССР не существовало легальной оппозиции. Реформистская группировка в высшем руководстве могла усиливать свои позиции только при условии крайне осторожных действий, укрепления своей защищенности со стороны окружающих ее бюрократических структур, имевших иное представление о необходимых переменах. Поэтому скрытое выдвижение реформистов в высший эшелон власти имело ключевое значение для выбора варианта реформ и момента их начала. Но сами реформисты не могли на начальном этапе отказываться от коммунистической идеологии.

Впрочем, как показал более поздний опыт 90-х гг., реформирование, основанное на радикальном отказе от коммунистической перспективы и социалистических ценностей, не оказалось более удачным.

Правящая элита все в большей степени стремилась к преодолению отчуждения от собственности. Эта мысль стала банальной еще во времена Перестройки, и в современной публицистике превратилась чуть ли не в главное объяснение начала реформ.