Итак, была ли Перестройка неизбежной? В этом вопросе кроется некоторое коварство, его можно понять так: были ли неизбежны именно те реформы, которые известны как «Перестройка», распад СССР и даже последующие реформы 1990-х гг. Но весь этот «развал» представляет собой сложный ряд событий со множеством альтернатив и развилок. Проблема станет более ясной, если разбить ее на ряд подвопросов. Могли ли сохраняться в течении еще нескольких десятилетий:
1. Система государственного управления экономикой, исключающая негосударственные формы собственности на промышленные предприятия;
2. Коммунистический режим;
3. Государство СССР.
Перестройка в том виде, как она начиналась, поставила на повестку дня только первый вопрос, и лишь со временем обнажался системный характер кризиса, с которым столкнулась страна. Перестройка и ее последствия стали результатом как самого кризиса, так и несогласованных действий разных сил, искавших выход из него. Причины Перестройки – это сам кризис, определивший правила социально-политической игры периода перемен. А вот каким могло стать общество в итоге периода – зависело от игроков.
Что же было предопределено заранее?
Советская социальная структура 1970-х – начала 1980-х гг. была достаточно прочной, могла выдерживать большие нагрузки, но боялась перемен. Отклонение от основных параметров системы на критическую величину (точного размера которой никто не знал) несло угрозу неуправляемого разрушения. Правящая элита чувствовала это и гасила импульсы перемен, исходившие от отдельных своих лидеров.
В чем была причина этой хрупкости? Особенность индустриального общества СССР в сравнении со странами Западной Европы и Северной Америки, заключалась в том, что политическая, социальная и экономическая структуры СССР создавались как сверхгосударствен-ные и сверхцентрализованные, монополизм власти стремился к абсолютному, монополизм экономики носил технологический характер. В то же время, начиная с 1950-х гг. росла автономия социальных и экономических групп во всех общественных сферах СССР. Этот неизбежный процесс сопровождался рассогласованиями в системе, так как ав-тономизация различных социальных структур происходила с разной скоростью. В результате из относительно стройной сталинской социальной пирамиды возникла сложная социальная структура со множеством внутренних «трещин», конфликтов и противоречий.
Советская социальная структура включала в себя характерные для индустриального общества слои: рабочие и примыкающие к ним полупролетарские слои (прежде всего колхозное крестьянство), относительно небольшие маргинальные слои (с одной стороны – бомжи, «жалобщики» – советские безработные, хотя в СССР почти не было безработицы; с другой – теневые предприниматели), обширный средний класс – интеллигенция и служащие, менеджерские слои (прежде всего хозяйственный директорат), правящая бюрократия (номенклатура). По мере обострения кризисов социальной системы СССР росли противоречия между этими слоями. Рабочие и интеллигенция стремились к росту уровня и качества жизни, приближающегося к уровню жизни правящей элиты (тем более, что социальное равноправие было декларировано официальной идеологией). Всеобщее возмущение вызывали номенклатурные привилегии, неэффективность работы бюрократического аппарата, произвол и безответственность чиновников, коррупция. В то же время основные социальные слои привыкли к преимуществам развитого социального государства – доступному образованию и медицинскому обеспечению, отсутствию заметного социального расслоения. Но практически все ставили вопрос о значительном увеличении качества обслуживания людей во всех сферах советского общества. Интеллигенция была готова вступить в борьбу с номенклатурой как за места в государственном аппарате, так и за свободный доступ к информации – основному ресурсу интеллигенции, который пока контролировался номенклатурой. Противоречие между частью общества и номенклатурой сочеталось с растущими противоречиями также внутри номенклатуры.
Советская система, пока ей хватало ресурсов, обеспечивала экономический рост и социальную стабильность. Поэтому, когда общество в своем развитии подошло к барьеру новой научно-технической революции, к решению задач постиндустриальной эпохи, правящая элита не решалась сделать следующий шаг.> Дело в том, что любые подвижки к новым постиндустриальным отношениям были губительны для государственного «социализма». Такой переход требовал перестройки социального организма на новых основаниях, отказа от стремления к всеобщей управляемости в пользу большей автономности и интеллектуальности личности и коллективов, более равноправных социальных и коммуникативных связей. Если в середине XX в. задачи, стоявшие перед страной, требовали организации общества в виде «вертикали», то теперь требовалась «горизонталь», не пирамида, а сеть.