Спящий агент

Значит, так. Вырос в Блекеберге с матерью-одиночкой, мать – педагог в дошкольной группе детсада. Брат пошел по плохой дорожке, а ты… минуточку… вот: курс «Справедливая экономика», студенческий займ и случайные заработки в «АфроАрт»[23]. Состоял в каком-то левом движении… рубрика: «безвредный перебежчик». Безвредный в том смысле, что вряд ли когда-либо попадет в коридоры власти. Дальше… поступил в Высшую школу экономики и торговли… тоже понятно: бройлерная ферма людей большого бизнеса. Состоял в «Обществе налогоплательщиков». Что это значит? Трудно найти организацию, более далекую от марксистко-ленинских завихрений, чем это общество.

Так что, Леннарт, не думаю, что ты человек идеологии. Вряд ли. Тем более марксистской, хоть и жил в России.

Выписка из архива Министерства финансов: в начале восьмидесятых больше года работал в Москве.

Сонни перестал крутить тарелку и медленно провел пальцем по канту.

Неужели ты пришел в такой восторг от увиденного, что решился на измену? Или что-то произошло? Непонятно… ты не соприкасался ни с военными, ни с промышленными тайнами. У тебя не было и не могло быть контактов с серьезными фигурами, слишком молод ты был тогда.

Судя по всему, ты не тайный гомосексуалист; а если бы даже был, и что? Сейчас этим никто никого не шантажирует. И был тогда не женат, так что вряд ли это так называемая медовая липучка.

Сонни проследил, чтобы не сбилась прокладка, и осторожно положил тарелку на место в ящик.

Хорошее образование. Одна из возможных догадок – жажда реванша, мести. Вырос в сравнительно бедной среде, в старой съемной квартире, где владелец считал, что посудомоечная машина – ненужный люкс.

Что случилось в Москве, Леннарт?

Подошел к окну, посмотрел на футуристическое здание почтового ведомства и зажмурился, по-наполеоновски сложив руки на груди.

А что у тебя в личной жизни?

Вернулся из Москвы, там женился на русской. Она получила вид на жительство, и со временем – гражданство. Дочь Лена, химик. После двух лет работы в Брюсселе развелся с женой Валентиной. Почему?

Интересно, как она выглядит, эта Валентина.

Поискал в социальных сетях – «Валентина Бугшё». Ни одной фотографии.

Тупик в тупике.

Надо посмотреть свои собственные старые файлы. Может, найдется какая-то ниточка к Валентине или Леннарту Бугшё.

Через пару часов он откинулся в кресле. Просмотрел все, что касалось русских шпионов. За тридцать пять, между прочим, лет.

И не нашел ничего, что привлекло бы внимание.

Хорошо. Просмотрел старые архивы СЭПО – вдруг найдется что-то, чего нет в его собственных материалах.

Никакой связи с Леннартом и его близкими.

Он уже решил сдаться, но тут его осенила еще одна мысль.

Во всей Швеции был только один человек, который знал о русских шпионах не меньше, а может, и больше, чем Сонни. Шпионах, перебежчиках, информаторах.

Ушедший на пенсию шеф контршпионажа Франц Улофссон.

Почему бы не попытаться?

Он остановил машину на Сандхамнгатан. Солнце уже зашло. Люди осторожно двигались по утрамбованному снегу, то и дело оскальзываясь и нелепо взмахивая руками. Начинало темнеть, дома постепенно закутывала холодная серо-голубая дымка. Не сильный, но зябкий ветер заставил его поплотнее запахнуться.

– Смотри-ка, кто пришел! Ты не меняешься… Ну прямо первый парень на деревне! Приехал из Малунга[24] покорять столицу.

Йемтландский диалект Франца так и сохранился, хотя он всю жизнь проработал в Стокгольме, и не просто проработал – был одним из главных руководителей службы контршпионажа.

Сонни нагнул голову, посмотрел на свою яркую фланелевую рубашку, кожаное пальто и невольно улыбнулся – в самом деле похоже. На площади где-нибудь в Бурленге или Фалуне никто бы и не обратил внимания, но здесь, в чопорных кварталах Стокгольма, трудно и придумать более неуместный наряд.

Улофссон немного похудел. Все те же кустистые брови – немного напоминает Ингмара Бергмана. Сонни напряг память – ему показалось, что он впервые видит Франца без пиджака и галстука. Но респектабелен, как всегда, – безукоризненно выглаженная белая сорочка и дорогой синий пуловер.

Улофссон проводил его в гостиную. Бывший шеф жил в надстроенном мансардном этаже с косыми потолками. Целиком остекленная стена с выходом на широченный балкон и видом на Йердет, где на белом снегу, как небрежные мазки гигантской кистью, уже легли сизые вечерние тени.

– Садись…

– Слушай, я у тебя здесь ни разу не был… Шикарная квартира!

Франц кивнул.

– Да… у нас с Черстин хватило ума перебраться сюда вовремя, пока цены не взлетели до небес… Скоро уже два года, как ее не стало.

Сонни соболезнующе покачал головой. Он видел жену Франца несколько раз на полицейских балах, но познакомиться так и не пришлось.

– Налей себе кофе, – Франц кивнул на металлический термос на журнальном столике.

Уговаривать не пришлось. После ледяного ветра чашка кофе – то, что надо.