Спящие от печали (сборник)

Никита радуется, что всё это уже прошло, и что всё это уже стало «вчера». А сегодня папа торопливо ест вчерашний суп с фасолью и кладёт в маленький чёрный чемодан бутерброды. Никите кажется, что бутерброды дразнятся: из каждых двух ломтей высовывается по розовому язычку колбасы.

Папа надевает толстый свитер и форменный пиджак. Никите нравятся металлические эмблемки с молоточками. И ему тоже сегодня хочется быть машинистом. А проводником с жёлтым флажком в руках немного меньше. Папа ходит мимо кровати, и от его пиджака пахнет железной дорогой…

Железная дорога лежит совсем близко от их дома. Когда мимо мчатся поезда, набирая скорость, избушка подрагивает едва заметно – в ней становится тряско, как в вагоне.

Соседская Света уводила Никиту летом в овраг, к самой насыпи. Она уводила его потому, что это запрещалось. И об этом никто не знал. Вдоль насыпи дул горячий ветер, срывая чёрный запах со шпал. А от домов сбегала в овраг тропа, по которой никто и никогда не ходил. Но однажды они увидели, как по ней стремительно спускается длинный-предлинный человек…

На дне оврага, в кустах задубевшей кривой полыни, Света и Никита нашли проволочный ящик из-под молочных бутылок и начали на нём сидеть. Они сидели смирно, потому что ящик шатался. И тут они увидели его. Предлинного. Стремительно спускающегося по тропе, по которой не ходят… Мужчина с грохотом швырял ногой попадавшиеся на пути консервные банки. Вдруг он остановился – и прислушался, сильно вытянув шею. Он остановился, прислушался – и бросился бежать со всех ног прямо к ним.

Никита и Света удивились, переглянулись. И тут же испугались и упали со страха в траву, колючую и жёсткую. А он пробежал мимо них, ничего не видя вокруг, в ослепительно белой рубашке и очень новом чёрном костюме. Быстро промелькнуло лицо его – серое и будто озябшее под горячим солнцем. И взгляд у него был тоже – озябший. Взгляд тянулся к железной дороге, а в самих побелевших глазах уже не было зрачков…

Торопливо помогая себе руками и совсем не боясь испачкаться, мужчина, упав на четвереньки, страшно быстро взбирался по насыпи. А потом встал, посмотрел на небо – и успокоенно лёг на рельсы. Он лёг поперёк дороги, опустив лицо вниз и обхватив голову руками.

Никита высунулся из травы и сказал:

– Он слушает, как поезд идёт.

А Света сказала:

– Ничего он не слушает!.. Он – отдыхает! – и стукнула Никиту кулаком в плечо, чтобы переспорить.

Земля под ними уже дрожала, наполняясь гулом: невидимый какой-то поезд шёл не по рельсам, а глубоко под землёй, совсем в другом мире. Но точно такой же поезд двигался и по поверхности земли. Засигналил, тяжело завскрикивал, заревел приближающийся видимый тепловоз. И долго тормозил со скрежетом и свистом, пытаясь сдержать напирающие на него коричневые разогнавшиеся вагоны.

Но мужчина как будто оглох. И не шевелился. И большие подошвы его башмаков были недвижны. Только один солнечный луч слабо трогал металлические подковки на широченных плоских каблуках.

Никита и Света привстали. Тепловоз, напряжённо шумя, надвинулся на человека – и замер. И только тут мужчина выполз из-под самых колёс неохотно и вяло.

Вдруг по узкой железной лестнице из тепловоза стал спускаться маленький чёрный проворный железнодорожник. В одной руке он крепко держал диковинный молоток на длинной тонкой ручке. Железнодорожник спрыгнул на землю. Дико взмахнув молотком и выкрикнув что-то свирепое, он помчался за мужчиной неожиданно большими скачками.

Мужчина тем временем неторопливой трусцой сбегал вниз по насыпи, но обернулся на миг – и побежал гораздо быстрее. А маленький железнодорожник нагонял и нагонял его, бегущего по дну оврага уже во всю прыть. И нагнал. И треснул молотком по спине с размаха. Мужчина упал во весь свой огромный рост, выбросив руки вперёд. И тогда железнодорожник изловчился и разъярённо пнул его казённым башмаком. А потом пробежал назад, выкрикивая без умолку матерщинные слова и вытирая пот со лба свободной от молотка рукой.

Состав постоял, тронулся, пошёл… И стало слышно вскоре, как плакал и тонко всхлипывал мужчина, сидя в пыли. И, всхлипывая, раскачивался и жаловался кому-то:

– Убивают, Господи… В гроб же загоняют!.. Да что же это делается на свете?.. Зачем они так? Ведь всё-таки – дитё… Да спасите же кто-нибудь!..

Его уже давно никто не убивал, а он всё сидел, раскачивая руками голову, плакал и никуда не торопился:

– Эх, люди, люди… Что вы творите!.. Люди…

Никите и Свете надоело лежать неслышно в траве. И тогда Света вскочила во весь рост и стала отряхивать пыль с подола.

– Вот видишь, чуть паровоз с рельсов не сошёл!.. – испуганно и зло закричала она на Никиту и замахнулась, как крошечная тётенька. – Зальют глаза-то! А потом объезжай их!..