Spero

«У Лотара нет врагов, дядюшка. Не потому, что он грозный боец. Он развратил, искусил и соблазнил всех сеньоров восточных земель, которые могли представлять для него опасность. Но один все-таки остался. Древний, могущественный и опасный, которого не интересуют ни его извращенные забавы, ни все удовольствия, выдуманные его двором для ублажения плоти и разума. Этого врага зовут Старость, дядюшка Алафрид».

Императорский сенешаль усмехнулся.

«Будь уверен, уж я-то знаю его хватку. Значит, Лотар…»

«Он немолод. Чертовски немолод, следовало бы сказать. К тому моменту, когда он угощал меня засахарившимися конфетами, ему уже должно было стукнуть по меньшей мере полторы сотни лет. Солидный возраст для человека его привычек, а? Удовлетворение пагубных страстей может приносить многие удовольствия, вот только жизни оно не продлевает. И Лотар знает это. Последние годы он зазывает в Салуццо лучших врачей из всех, которые готовы служить за золото. От заслуженных императорских врачевателей – геронтологов, иммортологов, генетических мастеров – до знахарей, шарлатанов и странствующих проходимцев. Лотар пристрастился ко многим запретным зельям и тинктурам, но есть одна привязанность, которая владеет им сильнее всего. Лотар отчаянно желает жить. Вот в чем причина его интереса к еретическим технологиям».

Алафрид скривился. И это не было тщательно отрепетированной гримасой, как его собственная – рефлекторное напряжение мимических мышц, истинный порыв души.

«Значит, он ищет в них рецепт бессмертия? Что ж, этого и следовало ожидать. Именно этими плодами Дьявол и искушает человеческую душу. Даже такую скверную, развращенную и дрянную, как душа Лотара из Салуццо. Обещая здоровье, бессмертие и силу, Дьявол делает таких людей своими прислужниками, через них несет разложение в мир. Что ж, маркграф Лотар пожалеет о том, что не смог противостоять соблазну. Есть вторая часть послания его императорского величества, Гримберт, которую я зачитаю сейчас. С получением ее тебе предлагается немедленно собрать всех преданных рыцарей и обрушиться на Салуццо с тем, чтобы искоренить угнездившуюся там ересь. Император позволяет тебе учинить его именем справедливый суд с тем, чтобы покарать всех, впавших в ересь, не делая исключений для титулов и заслуг».

Гримберт кашлянул, ощутив неприятную сухость в горле. Точно наглотался горячей радиоактивной пыли, которой были обильно покрыты все старые тракты Туринской марки.

«Но я… Почему ты не…»

«Почему я сам не возглавлю кампанию? Мы с его величеством слишком завязли на юге, Гримберт. Ты ведь слышал про Серую Курицу, да? Это должна была быть небольшая кампания по замирению дерзких гуанчи[47] на Большой Юнонии[48], но очень уж много сил оказалось в нее втянуто, и, пожалуй, уже бесполезно далее делать вид, будто эта безобразная свара, которая пожирает без счета боевые корабли и рыцарей, еще имеет шанс окончиться для нас чем-то, кроме позорного поражения. Византия давно уже решила втянуть Юнонию в свою орбиту и исподволь плела свои обычные интриги, а Венеция, по своему обыкновению, вознамерилась на этом подзаработать, но никто не учел вмешательство берберийских пиратов, в чьих владениях находится остров, и… А, к черту. Император заплатит за эту авантюру своей репутацией, аахенская казна – двумя миллионами флоринов, а я – многими бессонными ночами и парой дополнительных инсультов… Участь покарать Лотара выпала тебе, Гримберт. Тебе и твоим рыцарям. И лучше бы тебе поторопиться. Святой Престол, узнав о том, что маркграф впал в ересь, уже роет копытом землю и грозится объявить против него Крестовый поход. Или ты хочешь, чтобы плодородные земли юга распахали не плугом, а многотонными ногами лазариты, тевтонцы, стефанийцы и госпитальеры?»

«Упаси Господь от нашествия святош! Эти погубят больше, чем проклятые лангобарды, только при этом еще будут трезвонить в колокола и завывать, как бездомные псы. Благодарю покорно».

Алафрид мягко улыбнулся.

«Император тоже так считает. Не стоит давать Святому Престолу лишний повод укрепить свое присутствие в восточных землях, да еще и подмять под себя залежи ископаемых в Салуццо. Поэтому мы обойдемся без вмешательства Церкви. Помни – Manus manum lavat![49] Если одна рука выпачкана, долг другой – ее отмыть».

Гримберт позволил себе усмешку, которую в иные времена Алафрид мог бы счесть дерзкой.

«Или отрезать. Если такова воля императора, дядюшка Алафрид, я не стану ей перечить».

Господин императорский сенешаль кивнул.

«Разумеется, не станешь. Ты всегда был сорванцом, но в глубине души оставался умным мальчиком. Ты соберешь верных рыцарей и ударишь по Салуццо. Но это только первая часть императорского эдикта. Вторая – ты заставишь Лотара и всех, кто принял его ересь, пожалеть о содеянном».

Гримберт покачал головой.

«Я не судья. Разве не ты должен нести справедливость императора как сенешаль его величества?..»