Спасти СССР. Манифестация II

– Дурочка, – тяжело выдохнул в темноту. – Или ты тоже в деле?

Я вяло завозюкал майкой по доске. Время выгадал, но стоящих мыслей так не появилось.

– Я вроде как за всех в ответе… – ответил уклончиво.

Алексеич чуть помолчал, что-то обдумывая, потом буркнул:

– О землю потри.

– Что? – не понял я.

– Доски, говорю, о землю потри, – он раздражённо повысил голос, – и подальше, в стороне.

– А-а-а… – протянул я, потрясённо глядя в удаляющуюся спину.

Замер, прислушиваясь: несмотря на лес и темень, наш пузатый военрук уходил бесшумно.

Я повертел в руках майку – она превратилась в холодную жирную тряпку. Засунул в карман, намереваясь незаметно спалить в костре, схватил доски. Со стороны лагеря послышался звук отъезжающего уазика, и я почти наугад заспешил вглубь леса – видение осатаневшей от неудачи Чернобурки меня откровенно пугало.

«Хоть бы она с Арленом в больницу уехала!» – взмолился я всем богам сразу.

Метров через пятьдесят мой фонарик нашарил выворотень. Я бросился к нему как к родному и принялся с силой тереть доски о грунт и корни. Потом опять прошёлся по ним майкой и поволок сквозь предательски хрустящий подлесок обратно.

«Ну, вот и всё, – я установил над ямой вторую доску и потёр, очищая, ладони. – Теперь как повезёт. Надеюсь, она не Пинкертон».

Из леса я вывалился весь взвинченный и распаренный. За спиной осталась непроглядная темень, над полем же ещё висел сумрак. Костер впереди манил обещанием тепла, и я зашагал на него, перебирая в уме варианты страшных кар.

Впрочем, прошёл я недалеко: в негустой ещё тени цистерны маялась знакомая фигура. Увидев меня, Кузя решительно выдвинулась наперерез.

– Андрюша… – начала она ласковым голоском.

– Ага! – сказал я, зачем-то вытягивая из кармана майку, и злобно рыкнул: – А ну-ка, ком цу мир[8].

Наташа посмотрела на меня с лёгким недоумением, потом чуть склонила голову набок и миролюбиво улыбнулась:

– Ой, Андрюш, а это по-каковски? У меня аж мурашки по спине побежали…

Мои губы подвигались, сортируя набегающие слова. Сильно не помогло, на языке вертелись одни непристойности, к тому же, после слов о мурашках, совершенно определённой направленности – мне отчего-то представилось, как белела бы сейчас в сумерках её нагая спина.

Я стоял, механически подбрасывая на ладони грязный тряпичный комок. Потом, неожиданно даже для самого себя, метнул его в Кузю. Она дёрнулась, ловя.

– Постираешь, – выплюнул я приказ и зашагал дальше.

Кузя в недоумении посмотрела на тряпку, потом поднесла её к лицу и понюхала.

«Нюхай-нюхай, – злорадно думал я, проходя мимо, потом взмечтал: – Эх, ремнём бы…»

– Андрей, – полетело мне в спину.

Я даже ухом не повёл. Наташа догнала меня бегом, схватила за руку и дёрнула, разворачивая к себе.

– Андрей, стой! Давай поговорим.

– О чём? – спросил я устало.

– Я постираю, – она медленно, не сводя с меня взгляда, кивнула.

– Забудь и выбрось, – я раздражённо выдернул руку и двинулся дальше.

– Подожди, – она торопливо пристроилась сбоку и вцепилась мне в плечо. – Ну подожди же!

В голосе её прозвучало отчаянье. Я остановился и засунул руки в карманы. Мы стояли очень близко, лицом к лицу, словно собираясь вот-вот закружиться в медленном танце в свете далёкого костра.

– Я не хотела! – и она для пущей убедительности шмыгнула носом. – Правда же! Я не хотела так…

– Ну, так что уж теперь об этом говорить, – процедил я. – Хотела, не хотела… Человек уже пострадал. Серьёзно.

– Я не хотела… – повторила она, молитвенно прижимая ладонь к груди.

Я посопел, с усилием гася в себе острое раздражение, потом сварливо уточнил:

– Просто в дерьме хотела вывалять, да?

Она с готовностью закивала и посмотрела на меня с неясной надеждой.

– Слушай… – я подвигал головой, разгоняя застоявшееся в загривке напряжение, и спросил: – А зачем? Почему?

Кузя со свистом втянула воздух, в полумраке блеснули ровные белые зубы:

– Да он капитаном! На судне! Плавал! – она беззвучно притопнула ножкой, и глаза её зло сверкнули: – У-у-у-у… Фальшивка! Придушила бы!

Я с трудом придавил невольную улыбку:

– А ты-то откуда разбираешься?

– Да я на руках у флотских выросла! А этот! – звонко воскликнула Наташа и перешла на сдавленное шипение: – Фальшивка! И козел! Он… – тут она куснула нижнюю губу и замолчала.

– Да? – переспросил я, невольно расправляя плечи.

– Неважно, – торопливо отмахнулась Кузя.

– А всё же? – мне чудом удалось сохранить ровный голос, но кулаки в карманах разжались с трудом.

– Неважно, – повторила Кузя, – я же не из-за себя сделала, я-то что… Рыжую жалко, она хорошая.

– Мэри, значит, пожалела… – набычился я, опять заводясь. – А тебя кто пожалеет, если вскроется?

Она посмотрела на меня с неожиданным превосходством, потом победно тряхнула моей майкой:

– А вот для этого есть ты.

Я открыл рот. Закрыл. Глубоко вдохнул, припоминая, зачем я вообще здесь нахожусь, и как это хорошо, что мне есть для чего жить. На меня снизошло спокойствие, и я сказал:

– Нет. Извини, но нет. В следующий раз я и пальцем не шевельну, чтобы спасти твою задницу.