Спасти СССР. Манифестация II

Потом я не выдержал и под многозначительное молчание Тыблоко слил остатки со дна бутылки себе в чай.

– Третья, – объявил твёрдым голосом, – вечная память… И упокой душ.

Алексеич решительно кивнул и выдохнул дым под стол.

Чернобурка недовольно зыркнула, но тут Мэри начало пробивать на покаяние всем присутствующим, и настроение у оперативницы сразу переменилось.

– Ладно, что ни делается… – чуть пьяно сказала она, поднимаясь, и торопливо поволокла Мэри из-за стола.

– Э… – повернулась Тыблоко на внезапное бульканье.

Пока мы смотрели, как Чернобурка затаскивает свою добычу в палатку, сапёр успел раскупорить вторую и налить себе доверху.

– Хватит, – властно прихлопнула ладонью директриса.

– Как скажете, – покладисто согласился тот и задвигал кадыком, вливая в себя сразу всё.

– Чёрт усатый, – недовольно ругнулась Тыблоко, – спать иди.

– А и то верно, – улыбнулся прапор, засунул в рот конфету и удалился во тьму, довольно что-то насвистывая.

Ночь окончательно сгустилась, и за границей света от костров встала густая стена непроглядности. Из неё вынырнула и помаячила у меня на виду Мелкая. Она поглядывала на меня с тревогой, я кивнул ей успокаивающе, отпуская.

– Хорошая девочка, – прокомментировала Тыблоко, внимательно что-то во мне выглядывая.

Я промолчал.

Потом от умывальников в сторону палаток прошли Кузя с Томой.

– Вздул? – Алексеич повёл подбородком в их сторону.

– Словесно… – лениво махнул я рукой.

В голове приятно шумело, от брёвен тянуло теплом.

– Да тут уже не только вздуть можно, – Тыблоко прервалась, чтобы свирепо хрустнуть солёным огурчиком, а потом многозначительно подвигала толстыми щеками.

– Это всегда успеется, – после короткого молчания миролюбиво сказал я.

Военрук усмехнулся как-то набок и зашуршал очередным фантиком.

Я сидел, торопливо соображая: «Фактически Лексеич приказал мне Кузю прикрыть, но Тыблоко в курсе…»

– Кто наказывать будет? – я вскинул глаза на директрису.

– О-о… – протянула она многозначительно и быстро переглянулась с Алексеичем. – А хороший вопрос, да? Хм… Теперь вот даже и не знаю.

Она сложила руки под подбородком и о чём-то задумалась, глядя на жар между брёвен. Щеки её устало обвисли, и я невольно позавидовал таланту Бидструпа[9].

– А ты сможешь? – вполголоса поинтересовался у меня Алексеич.

Тыблоко уставилась на меня с неожиданным интересом.

– О-хо-хо… – протянул я.

Пришёл мой черед щуриться на то, как подёргивают сединой рдеющие угли.

Нет, в какой-то мере я её трудности понимал: если директор берётся наказывать, то, стало быть, знает, за что… А хочет ли она это показывать? Ой, вряд ли… При этом, пока в школе Лапкина, ни о какой гласности наказания речи идти не может – а как можно наказать Кузю негласно?

– Думаю, что справедливое наказание от меня она примет… – протянул я.

– Уверен? – Алексеич придавил меня тяжёлым взглядом.

– Ну, в общем – да, – я почесал в затылке и добавил: – Только вот я даже близко пока не знаю, какое наказание будет и справедливым, и полезным для неё.

Тыблоко и Алексеич опять коротко переглянулись, и я невольно заподозрил, что что-то я в своей школе до сих пор недоразглядел.

Тут со стороны леса донёсся счастливый протяжный девичий визг. Судя по всему, Паштет наконец дорвался до Иркиных рёбер.

Тыблоко прикрыла лицо ладонями и обречённо помотала головой из стороны в сторону. Потом отняла руки и прищурилась в темноту.

– Кто там? – ткнула пальцем куда-то в бок.

Я ничего не разглядел, но Алексеич тут же подсказал:

– Армен.

– Армен, – громко позвала Тыблоко, – это ты?

– Я, Татьяна Анатольевна, – и правда раздался откуда-то издали голос Армена.

– Кузенкову позови, – голос директрисы налился тяжёлым металлом.

Наташа явилась минуты через три. Замерла рядом со столом и всем своим видом изобразила трепетную лань – то грациозное эфемерное создание, что питается лунным светом и пыльцой с нектаром, исключительно с возвышенными мыслями в голове, невинно прикованное к этой грешной земле дурацкими законами Ньютона.

Впрочем, Тыблоко было этим не пронять.

– Кузенкова, – громыхнула она почти ласковым баском, – твою мать… Доскакалась, коза?

Кузя поджала задрожавшую нижнюю губу и посмотрела на меня заблестевшим взором. Я мгновенно покрылся испариной, сообразив. Впрочем, Тыблоко тут же меня и спасла:

– Думала, Василий Алексеевич не догадается? Да он таких умных, как ты, снопами вязал…

Следующие десять минут директриса виртуозно выгрызала Кузе мозг, сходу выбив её из образа, а следом доведя и до искренних слез, умудрившись при этом ни разу не упомянуть, за что, собственно, производится эта выволочка. Я пребывал в восхищении.

– Так вот, – наконец, Тыблоко тяжело перевела дух и перешла к раздаче: – Главный виновный тут – Соколов. Да, и не смотри так на меня, Кузенкова! Командир за всё в ответе! И я его примерно накажу. А уж тебя, голубушка, будет он вздрючивать! И если мне не понравится, как он это делает, то его наказание удвоится. Всё, – она повелительно взмахнула рукой, – кыш отсюда.

Кузя торопливой рысцой исчезла во тьме.

– Рано, – пробормотал я.

– Что рано? – приподняла бровь директриса.