На второго мы наткнулись на склоне овражка, уже возвращаясь. Он был гигантом – бедренные кости на пару ладоней длиннее привычных размеров. Поверх истлевшего бушлата лежала тёмно-зелёная пряжка, с неё смотрел в небо якорь. Каски не было – «братишки» шли в бой в бескозырках.
– Вот и «чёрную смерть» нашли, – выдохнул я, поворачиваясь к Мэри.
Подбородок у неё опять начал мелко подрагивать, а глаза стали больными.
– На, – я торопливо сунул ей флягу и потянулся за «Зенитом».
Здесь управились быстро, а «смертника» снова не было. Вообще, нам с ними в этой поездке не везло – не нашли ни одного, даже пустого. Может, оно и к лучшему – без доступа к архивам поиск родственников нам сейчас было бы не потянуть.
А вот экспонатов для будущего музея набрали полную сумку. Помимо обычной военной мелочёвки попадались и настоящие раритеты. Так, на одном из найденных немецких «смертников» между эсэсовскими рунами была чётко различима надпись «Freikorps Danmark»[5], но я не торопился просвещать окружающих: сами, пусть сами роют.
Была среди находок и овальная латунная пластина размером с ладонь, со шкалой и надписью «Темп. цилиндра», скорее всего, от самолёта – вокруг той поляны было немало дюралевых фрагментов. На следующую экспедицию я планировал провести там земляные работы.
Особенно долго ходил по рукам знак «Осоавиахим. Бойцу ОКДВА»[6] с застрявшей в нём пистолетной пулей. Алексеич его разве что не вылизал и вернул с видимой неохотой.
Конечно, это было интересно, это было захватывающе, но важнее всего было иное: завтра на военном кладбище в Цемене упокоятся останки восемнадцати советских бойцов. Да, безымянных – они такими и останутся. Но будет салют холостыми, будут флаги их, алого, цвета, и склонят с уважением головы потомки.
Всё ради этого. Не дать надорвать нить нашей истории.
Перекрашивать флаги – паршивое дело. Пробовал, знаю…
Трёх мисок плотного супа мне до ужина не хватило. Мы как раз напилили брёвен, под чутким Пашкиным руководством соорудили позади скамеек по нодье[7] на вечер – каждый раз они выходили у нас всё лучше и лучше, и тут я почувствовал неодолимую тягу к кухне. Сопротивляться ей было бессмысленно, да и идти-то – всего ничего… Я покорился.
У разделочного стола было многолюднее обычного: таких умных оказалось уже пол-отряда.
– Командир пришёл! – громко объявил я, прикидывая как бы половчее пробраться к лотку с толстенными ломтями хлеба.
– Как пришёл, так и ушёл, – усмехнулась Кузя и крутанула нож. – Хотя стой. Натаскай-ка воды в бак.
Я огляделся: подготовка к отвальному ужину кипела вовсю – Наташа, как старшая по наряду, припахала всех подошедших. Зорька с Семой чистили картошку, Алёнка нарезала морковь, рыдали на пару над тазиком с луком Томка и Яся. Сама Кузя колдовала над тушёнкой, собирая с неё верхний жир. У её ног елозила Фроська. Собака с обожанием смотрела вверх, на богиню с банкой в руке; лишь изредка она почти беззвучно дрожала горлом и с подозрением косилась на меня.
– Лучок обжарю на жире, – пояснила Наташа, поймав мой недоуменный взгляд.
Я кивнул, нехотя взял покоцанное ведро и направился к стоящей чуть поодаль цистерне-водовозке. Из шланга, густо покрытого лепёшками подсохшей грязи, в дно со звоном ударила струя. Я смотрел на хрустальный водоворот и думал, что вот и Кузя за эти дни приоткрылась неожиданно светлой стороной: ещё в поезде она вдруг возложила на себя опеку над девицами, включая даже и Мэри. Командовала при этом спокойно, без напряга и исключительно по делу, поэтому её лидерство не оспаривалось и, похоже, не особо и замечалось.
«Надо, наверное, её как-то за это поощрить: инициатива нужная, а позиция „старшей по курятнику“ – важная. Это может оказаться удачной находкой, – думал я, переливая ведро в бак, – да и в целом вся наша первая поездка вышла, вопреки известной пословице, на редкость успешной. Никто не накосячил по-крупному, не отлынивал, не тащил тайком патроны. И погода не подвела…»
В бак вошло четыре ведра. Кузя заглянула, проверяя, и удовлетворённо кивнула:
– Молодец. Теперь можешь смело на первый черпак приходить, заработал.
– Хозяюшка… – проблеял я, жалобно косясь на хлеб за её спиной.
Девчонки беззлобно посмеялись, потом сердобольная Зорька выбрала горбушку потолще и присыпала её крупной блестящей солью. Откусить я не успел – из-за моей спины вынырнула рука и ловко оторвала себе чуть больше половины.
– Мы хлеба горбушку – и ту пополам, – напел довольный Паштет.
Фроська посмотрела на меня и с пренебрежением шевельнула брылами – я ощутимо пал в её глазах.
– Эх, – выдохнул я, зажевал оставшееся и шагнул к зарёванной Томке. – Дай, – забрал у неё нож, – иди, глаза вымой. И ты, Ясь, тоже, я дорежу.
Меня аккуратно чмокнули с двух сторон в щеки, и я вернул Фроське взгляд свысока. Не, всё фигня: экспедиция получилась что надо!