Спасенная любовь

— Но очень важно. Пять минут, Роберто! Лука сомневался, что его инструкции будут выполнены. И не стал бы сдерживать желание строго выговорить старому слуге, если бы их проигнорировали. Его характер, всегда жестко контролируемый, отчего-то изменился с тех пор, как он вернулся после своего краткого пребывания на корнуоллском побережье, и у него не было ни малейшего шанса понять, в чем дело. При этом утрата самоконтроля приводила его в бешенство. В ожидании, пока Роберто дойдет до двери, он развернулся вместе с креслом лицом к огромному эркеру, бросил взгляд на открывающуюся панораму.

Зрелище было впечатляющим по любым стандартам.

Особняк, в котором он жил, передаваемый из поколения в поколение, был древний, красивый, огромный. Большая часть его не использовалась просто потому, что в нем было слишком много комнат. Стены украшали изысканные картины, которые мало кто мог увидеть. На полу лежали бесценные ковры, на которые редко ступали ногами, и окна распахивали просто для того, чтобы впустить немного свежего воздуха, прежде чем снова закрыть, оставив комнаты тихими и пустыми до следующего случая.

Его собственная квартира, обустроенная по самым высоким стандартам, была гораздо более современная, чем четырехкомнатная пристройка, в которой жил его отец.

Сейчас он путешествовал и, как очень надеялся Лука, не высматривал кого-нибудь на роль еще одной неподходящей жены. Сам Лука не мог вынести всей этой тяжести традиционного декора, характерного для большей части его поместья, но ничего не мог поделать.

Это была его родословная, и этим все сказано.

Вид за окном он знал до мельчайших деталей.

Холмистые акры тщательно возделанных виноградных лоз, уходящих рядами к далекому горизонту, высокие изящные кипарисы на фоне туманных пурпурных гор, поднимающихся вдалеке так высоко, что вершины уходят за облака… Деревни, цепляющиеся за склоны холмов, — белые квадраты среди пышной зелени.

Он смотрел на окружающий пейзаж, когда дверь распахнулась, и со вздохом смирения медленно повернулся, чтобы обратиться к настойчивому посетителю.

В течение нескольких секунд Лука видел только Роберто, который пристально разглядывал стол, борясь с желанием еще немного прибраться, но потом тот отступил в сторону, и…

Лука, который сидел, расслабленно откинувшись, в глубоком кожаном кресле, невольно подался вперед, каждый нерв, каждый мускул в его теле напрягся. Перед ним была длинноногая блондинка, которая подарила ему три недели неподдельного беззаботного удовольствия.

Это было невозможно. Впервые в жизни Лука потерял дар речи.

И в этот короткий промежуток времени Роберто мягко подтолкнул явно замешкавшуюся у дверей Корделию в комнату.

— Вы будете пить чай или кофе, сэр? — спросил он без тени иронии, хотя ему еще три года назад запретили приносить посуду после того, как он умудрился уронить невероятно дорогую вазу. — Может быть, подать вина? — Его выцветшие глаза блеснули.

— Просто закрой за собой дверь, Роберто, — выдавил Лука. — Нет, подожди, пожалуй, чай или кофе и, конечно, никакого вина в четыре часа дня. Спасибо.

Он не мог оторвать глаз от женщины, которая теперь прижималась спиной к закрытой двери. И едва осознавал, что дышит. Его мыслительные процессы временно прервались, и самое большее, на что он был теперь способен, — это смотреть на стройное тело, которое было его погибелью в течение трех потрясающих недель.

Она была одета в выцветшие джинсы и свободную красно-белую клетчатую рубашку.

Длинные волосы заплетены в косу.

Ноздри Луки затрепетали при воспоминании об этих дивных волосах цвета золота, ванили и всех прочих возможных оттенков блонда, рассыпавшихся по ее плечам. Он ощутил электрический разряд, пробегавший по его телу каждый раз, когда он ласкал ее тяжелые груди, погружал пальцы в ее лоно, приникал к мягкому островку волос между ее бедер…

— Ну, — протянул он, откидываясь на спинку кресла, — это, конечно, сюрприз.

Незваная гостья, не говоря уже о путешествии по волнам памяти, не ко времени напомнила ему, что у него есть либидо.

Лука был прагматиком. Те три недели были приятными — нет, это определение даже близко не подходило к описанию того, что он испытал. Он был совершенно свободен, и впервые в жизни свобода была сладкой.

Но это не имело ничего общего с его настоящей жизнью, и они никогда не должны были снова встретиться.

В нем вспыхнуло недовольство, отчасти из-за того, что Корделия появилась здесь без предупреждения и теперь ему придется твердо, но вежливо потребовать оставить его в покое, а отчасти потому, что была в нем какая-то коварная струнка души, которая заставляла радоваться ее неожиданному появлению. Он понял, что подсознательно думал о ней, как бы это себе ни запрещал.

— Чем я могу тебе помочь? — нарушил он напряженную тишину.

Конечно, он догадывался, почему Корделия здесь, и ждал, когда она начнет неизбежный разговор.

Было досадно, что до этого дошло, впрочем, не так уж и удивительно. Люди были удручающе предсказуемы в своей реакции на деньги.