Какую бы картину Корделия с его слов для себя ни нарисовала, она определенно была не полной.
— Должно быть, тебе было очень одиноко.
Лука пожал плечами:
— Я никогда в жизни не был одинок.
Он с некоторой теплотой мысленно вернулся в прошлое, к английской школе-интернату, которую посещал на протяжении многих лет.
Нет, в его жизни не было недостатка в людях. Был ли он при этом одинок? Лука нахмурился, стараясь не дать этой мысли завладеть сознанием. Это отдавало бы слабостью, которую он презирал.
— У тебя сложились хорошие отношения с кем-нибудь из твоих… э-э… мачех? Сколько их было, кстати?
— Несколько и нет, не сложились. — Лука откинулся, опершись на локти, и уставился в голубое небо. — Я не верю, что на свете существует мачеха, для которой воспитание пасынка не оказалось бы просто работой. Сущее благословение, что мой отец один в течение нескольких лет. Хотя, возможно, было бы несколько преждевременно говорить, что это надолго.
— А ты ведь любишь его, верно? Несмотря на все недостатки. В этом смысле у нас есть что-то общее!
Лука задумчиво посмотрел на Корделию.
— Удивительно, — пробормотал он, — учитывая то обстоятельство, что ты столь оптимистична и романтична.
— Ты считаешь, что я должна быть циничной и пресыщенной?
— Я видел, как любовь оставляет за собой след несчастья. Можешь назвать это цинизмом и пресыщенностью, но я называю реализмом. Что касается тебя, то взгляни на жизнь широко открытыми глазами и сможешь избежать большей части предсказуемо неприятных последствий.
— Так вот почему тебе нравится мысль о браке по расчету…
— Это гармоничный союз между двумя людьми, чьи взгляды на жизнь схожи. Кстати, напомни мне, почему мы все это обсуждаем?
— Потому что приятно узнавать новых людей. Я знаю, что ты не пробудешь здесь долго, и все равно…
Когда же он на самом деле уедет? Он продлил этот визит намного дольше, чем было приемлемо. Он был трудоголиком, и сколь бы этот непредвиденный перерыв в привычном ходе событий ни был увлекательным, но не мог длиться вечно.
И все же… он помнил, как Корделия прижималась к нему и свою взрывную реакцию на ее тело, а потому мысль о том, чтобы спрыгнуть с корабля, засунув свою одежду в пластиковый пакет, и заказать такси до ближайшего аэропорта, не представлялась особенно привлекательной.
— И поверь, — прошептал он с неожиданной искренностью, — мне тоже хотелось бы познакомиться с тобой поближе. — Его захватило странное желание плыть по течению, и он решил пожертвовать еще несколькими днями из своего напряженного графика. Такая возможность выпадает раз в жизни, и ты хватаешься за нее обеими руками. Он медленно улыбнулся. — Еще одна неделя, быть может?
Лука притянул Корделию к себе и стал целовать глубоко, медленно, нежно, и она растаяла.
— Еще недельку, — вздохнула она, — было бы здорово.
— А потом мы спокойно попрощаемся. Договорились?
Сердце заныло, и перед мысленным взором открылась загадочная пустота, когда
Корделия подумала о его уходе.
Но она нашла силы улыбнуться:
— Договорились.
— Мне нужно уехать на некоторое время.
— Конечно, если ты хочешь уехать, если чувствуешь, что должна оставить меня, я не стану стоять у тебя на пути. Ты взрослая женщина, Корделия. Ты вольна делать все, что пожелаешь, я понимаю. Не вини себя. Какая молодая девушка хочет сидеть взаперти со своим старым дураком отцом?
При обычных обстоятельствах Корделия просто поникла бы от такого вопиющего эмоционального шантажа. Сидя напротив отца за сосновым столом, за которым они только что поужинали, она глубоко вздохнула.
Типичный вздох для человека, решившего настоять на своем, каковы бы ни были препятствия.
Обстоятельства были необычные, и она не могла позволить себе роскошь поддаться печальным голубым глазам Клайва Рэмси.
— Самое большее — на неделю, папа.
Она посмотрела на жареную картошку, медленно остывающую на ее тарелке. Отодвинула тарелку в сторону и подалась вперед, опершись локтями о стол.
Когда-то ее отец был невероятно красив. Рослый, с такими же, как у нее, белокурыми волосами и светло-голубыми глазами. Время, горе и разочарования оставили свой след на его внешности, но и сейчас, в возрасте шестидесяти двух лет, он все еще оставался жилистым и сильным, хотя лицо избороздили морщины, а руки огрубели от тяжелой физической работы. Он заметно сутулился, отчего могло показаться, что этот некогда осанистый высокий человек прячется от жизни.
— Одна неделя? — Он вздохнул и попытался улыбнуться, но у него не получилось.
— Я знаю, ты думаешь, что стоит мне уехать, и уже никогда не вернусь, но… этого не будет.
Корделия подумала о предстоящем путешествии. Если она продержится там пять минут, то будет поражена. Снова нахлынула тошнота, и она отодвинула тарелку с уже остывшей едой еще дальше.
Беременна. Как это могло случиться? Ее месячные, обычно такие регулярные, запаздывали на десять дней, когда ей пришло в голову сделать тест на беременность. С тех пор она жила на нервах.