Спасение царя Федора

Сегодня утром Мэри привела ко мне свою служанку-воспитаницу Руби. Девочка, которая, как и Мэри, оказалась по происхождению англоязычной, не захотела покидать свою спасительницу, вытащившую ее с Тевтонбургского социального дна. Мы несколько раз проверяли, как Мэри обращается с девочкой, но каждый раз убеждались, что взаимоотношения между ними близки к англосаксонской норме и построены по схеме «богатая тетя vs бедная племянница». Конечно, Мэри вела себя по отношению к девочке немного суховато, но не стоило ожидать от типичной белой американки-янки русской сердечности или африканской пылкости. Ее подруги-южанки, к примеру, ведут себя значительно ближе к нашим стереотипам о «правильном» поведении. Но, в любом случае, Мэри заботится о девочке, обучает ее грамоте и хорошим манерам, а также всячески демонстрирует, что если уж ей поручили опекать сироту, то делать она это будет ответственно, обращая внимание на любую мелочь.

Итак, у девочки после перехода в этот мир неожиданно прорезалась андрофобия, то есть боязнь взрослых мужчин. Поправка – взрослых незнакомых мужчин, потому что тот круг лиц мужского пола, с которым она контактировала в заброшенном городе мира Содома, был ей давно привычен и уже не вызывал испуга, а во время поездок она все время находилась рядом с Мэри и чувствовала ее защиту. Но все равно во всем этом чувствовалось что-то настолько странное и в тоже время угрожающее, что я в какой-то момент даже хотела отказаться от сканирования. Но потом передумала. В конце концов, девочке нужно было помочь избавиться от ее страхов, и если я встречу внутри нее таких демонов, которых не смогу одолеть сама, то мне помогут, как это было уже не раз, ведь я – часть очень большой команды, которая даже больше, чем наша управляющая пятерка. Нет делать дело надо, и как можно скорее, потому что какие бы страхи девочку ни мучили, я обязана с ними справиться.

Работать с Руби было тяжело. По какой-то причине Мэри не обратилась к Димке, чтобы он «установил» Руби нормальный русский язык, поэтому на великом и могучем девочка могла общаться только через «твоя моя не понимай». Вот тут и пригодился мой английский, который, правда, был не совершенен.

Проникнувшись ко мне доверием, моя пациентка сразу сняла свои сандалии, стянула с ног пыльные носки (а чего вы хотели от июля в Крыму, когда асфальт еще не придуман) и, скинув платье, вытянулась на диванчике в одних трусиках, как по стойке смирно – тело напряжено, голова запрокинута, глаза широко открыты и руки по швам.

Так не годится. Пациентка перед сеансом должна расслабиться а не напрягаться, как будто ее сейчас будут резать… Эта мысль отозвалась во мне каким-то болезненным эхом, уж слишком сильно поза Руби напоминала то, как лежат трупы в морге на своих столах, да и платье я ее снимать не просила. Явно это был рефлекс на медицинский осмотр родом из каких-то прежних ее времен.

– Спокойно, девочка, – сказала я, стараясь говорить проникновенно и ласково, – больно не будет, так что расслабься. Я всего лишь хочу посмотреть, какие проблемы тебя мучают, а потом постараюсь тебе помочь…

– Не надо, мисс Анна, – тихо сказала Руби, приподняв голову, глядя на меня совсем не по-детски – так, что мурашки поползли по моей спине, – пожалуйста, не смотрите внутрь меня, я справлюсь с этим сама, честное слово… Пока вы сами туда не войдете, ОНИ не смогут вам повредить. Поверьте, это очень страшные люди, и, один раз вас увидев, они уже никогда не оставят вас в покое…

Последние слова она произносила умоляющим шепотом, ее зрачки при этом расширялись, а тело била легкая дрожь.

Мне бы послушаться этого предупреждения – не в том смысле, что отказаться от обследования, а в том, чтобы заранее активировать связи «пятерки» и пустить вперед себя военных профессионалов Кобру с Сергей Сергеевичем, обученных лицом к лицу встречать злобного и опасного врага… Вместо того я легкомысленно мотнула головой и вперилась взглядом в зрачки девочки. Тело ее выгнулось, как при ударе электротоком (чего, в принципе, не должно было случиться) – и я, потеряв точку опоры, неожиданно буквально провалилась внутрь Руби.

Там стояла зябкая полутьма. В помещении, похожем на огромный сарай, были плотно установлены трехъярусные нары, освещаемые висящими под самым потолком тусклыми лампами типа «летучая мышь». В щелястые стены задувал холодный ветер, а на нарах, укрывшись тонкими одеялами-дерюжками, ворочались в беспокойном сне коротко стриженые девочки – ровесницы моих гавриков и самой Руби. Было холодно – градусов, наверное, двенадцать – но единственной одежкой, какая висела на деревянных шпиньках-вешалках в изголовье нар, были грубые холщовые платья в широкую серо-черную полоску, примерно как у узников нацистских концлагерей.