«Надо! — кивнул головой Лука. — Он же поверил мне».
«Он — это?..» — Петро так и не смог произнести вслух обожествленного для него слова, но и так было ясно, кого он имеет в виду. Окончательно сломленный, он сглотнул предательскую слюну и уже не досаждал своего поднадзорного вопросами. Правда, он не понимал одного. Зачем нянчиться с этим мазилой, если подобных икон в церквях да по хатам хоть пруд пруди?
Погрузившись с головой в работу, Лука даже не заметил, как наступил вечер, и только когда поднялся из-за стола, чтобы зажечь свечи — свои иконы он писал только при свечах, при мерцающем свете, льющемся как бы из-под руки, как это было при великих иконописцах православной Руси, он вдруг осознал, что в его «Спасе» нет души и того понимания человеческой скорби, что нес в себе «Спас Вседержитель». И от осознания собственной беспомощности и несостоятельности ему стало страшно. Страшно даже не за свою жизнь, а за то страшно, что он не мог оправдать доверия человека, который напоил его сладким чаем со свежеиспеченными баранками и поверил в то, что он может повторить преподобного Андрея.
В комнате за перегородкой уже похрапывал Петро, и Лука, даже не пытаясь сдержать рвущихся слез, упал на колени перед образами.
Он молился, захлебываясь словами, и просил Всевышнего, чтобы Он наполнил его душу той же верой в Спасителя, что была у Рублева, и он бы смог приблизиться к его творению.
Молился, плакал и клал поклоны, потеряв ощущение пространства и времени.
Когда, казалось, иссякли все слезы, он, отирая глаза испачканной краской ладонью, поднялся с колен. Была уже глубокая ночь, и даже угомонились брехливые арбатские дворняги. Повернулся лицом к окну, что выходило в тихий арбатский дворик, и…
О Боже!
В темном оконном проеме словно завис Лик Рублевского «Спаса».
Не в силах сдвинуться с места, осенил себя крестным знамением, однако его словно прожигал взгляд Вседержителя, и Лука, опасаясь за свой рассудок, вновь осенил себя крестным знамением.
В его мозгах что-то щелкнуло, и он, не зная, радоваться или печалиться этому видению, забормотал первую молитву, что пришла в голову. Однако Лик Рублевского «Спаса» все также оставался в оконном проеме, и он, не смея приблизиться к нему, все-таки заставил себя сделать шаг, другой…
Лик не исчезал.
Впившись глазами в Лик Спасителя, Лука буквально пожирал его глазами, как вдруг в его мозгах снова что-то щелкнуло, и он бросился в комнату, где похрапывал Петро. С силой толкнув его в подреберье, заставил открыть глаза и, схватив за руку, потащил за собой.
«Ты… ты чего это? — взвился еще не проснувшийся до конца Петро. — Пожар?»
Однако Лука продолжал тащить его за собой, и наконец-то проснувшийся Петро со злостью выдернул руку.
«Ты чего, совсем, что ли, сдурел? Или, может, думаешь, что если тебя к Сталину возят, то тебе дозволено по ночам людей с кроватей стаскивать?»
«Да не злись ты, не злись! — горячечным шепотом заторопился Лука. — Сейчас сам все увидишь».
Видимо сообразив, что действительно случилось нечто такое, что заставило Луку будить его среди ночи, Петро зашлепал босыми ногами в святая святых богомаза и остановился в дверях, уставившись злыми глазами на своего подопечного.
«Ну, чего тут у тебя стряслось?»
Лука показал на окно, в котором все так же продолжал высвечиваться «Рублевский Спас».
«Гляди! Сам все поймешь».
Петро повернулся лицом к окну, обшарил его настороженным взглядом, но, так и не увидев в нем ничего интересного, тем более опасного, крутанулся к Луке.
«Ты… ты чего это, контра?.. В игрушки со мной играть надумал? Сам все поймешь… — скривился он в злобной гримасе. — А хрен ли тут понимать, если окно — оно и есть окно!»
«Да ты чего? — возмутился Лука. — Окно… Да ты зенки-то свои раскрой, что там в окне. Раскрой!»
Оглушенный столь непонятным натиском иконописца, Петро уставился глазами на оконный проем, но, видимо, так и не найдя в нем ничего интересного, уже более миролюбиво произнес:
«Да ты хоть скажи по-человечески, что ты там увидел».
Пораженный тем, что Петро не видит Лик Спасителя, Лука только и смог, что шевельнуть губами:
«Ты что, действительно ничего не видишь? Там же «Спас»!.. «Спас Вседержитель»!»
Передернув плечами, Петро еще раз покосился на оконный проем, перевел взгляд на Луку.
«Ты, парень, того… кроме меня об этом больше никому не рассказывай. Хоть ты и малёвщик великий, однако, и тебя в психушку замести могут».
Покрутил пальцем у виска, подошел к ведру с водой, зачерпнул кружку, и его острый кадык заходил вверх-вниз от больших, смачных глотков. Отер губы тыльной стороной ладони и, еще раз покрутив пальцем у виска, прошлепал босыми ногами к кровати.
Не в силах понять, что же такое с ним творится на самом деле, и в то же время осознавая, что еще немного — и за ним действительно можно будет присылать каталажку с решетками, Лука повернулся лицом к окну, однако за стеклом уже не было даже напоминания того, о чем он и помышлять никогда не мог.