Спас на крови

Осознавала она это или нет, но она боялась потревожить память Мансурова, человека, который вырастил дочь Державина, дав ей всё, что только мог дать, воспоминаниями тридцатилетней давности. К тому же Злата любила своего отца, то есть Мансурова, носила его отчество — Игоревна, с трудом перенесла его гибель в автокатастрофе, и она не знала, как Злата отнесется к подобной новости.

Трубку сняла Злата и, удивленно вскинув бровями, протянула ее матери.

— Тебя, мам. Артур Хиллман.

— Дождались! — хрипло-прокуренным рокотком, с язвинкой в голосе прокомментировала звонок застывшая в дверном проеме Вера Викентьевна и обреченно махнула рукой.

Мол, вот они — любовные грешки туманной юности, теперича и расхлебывай сама.

Взяв трубку, Ольга Викентьевна постаралась собраться, но это мало что дало, и она едва выдавила из себя:

— Слушаю вас.

— Что, неважно себя чувствуете? — осведомился галантный американец, видимо уловив в голосе Мансуровой едва сдерживаемое напряжение. — Так должен вас обрадовать. Сегодня в Москву прилетает представитель нотариальной конторы Натансона, чтобы объявить вам и вашей дочери о завещании господина Державина.

— Да, но я… я не совсем готова к этому, — пролепетала Ольга Викентьевна. — К тому же я…

Она хотела сказать, что почти прикована к постели и не сможет приехать для оглашения завещания в посольство, однако Хиллман перебил ее на полуслове:

— К этому почти никто никогда не бывает готов заранее, уважаемая Ольга Викентьевна, и если вам трудно передвигаться по городу, то это завещание можно будет огласить и у вас дома. Надеюсь, вы не против гостей?

Ольга Викентьевна покосилась на прислушивающуюся к разговору

дочь, которой передалось, видимо, внутреннее напряжение матери, и на ее лице застыла вымученная улыбка.

— Конечно, приезжайте.

— В таком случае ждите нашего звонка.

— Что… уже сегодня?

Она была явно испугана, и многоопытный Хиллман не мог не уловить этого.

— Зачем же непременно сегодня! — успокаивающим баском отозвался он. — Завтра. Чтобы и вы, и Злата Игоревна были готовы к оглашению завещания.

Из телефонной трубки доносились короткие гудки «отбоя», а Ольга Викентьевна все еще продолжала держать ее в руке.

— Кто это, мама? — настороженно спросила Злата, вынимая из материнской руки трубку.

— Дед Пихто! — отозвалась от порога ее тетка и, с силой хлопнув дверью прошествовала на кухню, не забыв, однако крикнуть из коридора: — Рассказывай! Теперь-то чего скрывать?

— Мама! Я не понимаю… В чем дело? — уже с откровенной тревогой в голосе произнесла Злата.

Ольга Викентьевна подняла на нее глаза, и видно было, как по ее лицу, все еще красивому, пробежала легкая тень.

— Да, доченька, сейчас. — Она поудобнее приподнялась на подушке, провела языком по спекшимся губам. — Бери стул. Разговор длинный будет…

…В дверном проеме немым укором, скрестив руки на груди, застыла Вера Викентьевна, и даже не шевельнулась, когда сестра закончила свой страшный, прерываемый слезами рассказ. Молчала и Злата, которая и верила, и не верила в услышанное, уставившись на мать широко раскрытыми глазами. И только в тот момент, когда мать подняла на нее скорбный взгляд, в котором плескалась мольба о прощении, она едва слышно произнесла:

— Но почему… почему ты раньше мне об этом не рассказала, мама?

Ольга Викентьевна сглотнула подступивший к горлу комок.

— Я… я боялась. Да и отец твой…

Теперь уже ей мешали говорить подступившие к горлу слезы, но она все-таки смогла пересилить себя:

— Он… он любил тебя очень.

— Так он что… знал о том, что я… что мой отец…

От двери послышалось яростное бормотание Веры Викентьевны, но ее сестра даже не обратила на нее внимания.

— Знал. Мы же все трое в Третьяковке тогда работали. Но он… он тоже любил меня, очень любил, и когда твоего отца выслали из страны, а мне впору было в петлю лезть, вот тогда-то он и сказал мне, что прошлого уже не воротить, а ребенку будет нужен отец.

— О Господи! — возмутилась Вера Викентьевна. — Из двух мужиков, которые увивались за твоей матерью, ей, дурехе, именно Державина надо было выбрать, диссидента хренова!

— Замолчи — оборвала ее Ольга Викентьевна. — Если бы не твой грёбаный ЦК КПСС да те подонки, что присосались к отделу культуры…

Ее плечи дрогнули, и она закрыла лицо рукой.

* * *

Распечатка последних разговоров, которые шли на мобильный телефон Рудольфа Даугеля, уже не оставляла сомнений в том, что в убийстве Державина замешан владелец Центра искусств «Галатея» Герман Венгеров, причем не исключалась возможность того, что именно он является заказчиком убийства. И в то же время собранные о нем сведения, а также та «объективка», которая пришла по линии ФСБ, не позволяли Головко делать окончательные выводы.