Созвездие Близнецов

— Ах, нет, — досадливо отвечал Александр Антонович. — Сухов-Переросток — это другое. Это всей моей жизни мечта... там... — Он неопределенно махнул рукой. — Нет, что касается Николая Николаевича — тут все решается просто, просто я его...

— Вы его предупредите? — с надеждой спросила Ляля.

— Что, предупредить? — недоуменно пожал плечами Александр Антонович. — Да нет, я просто заберу его. Заберу его с собой. К себе, — сказал Александр Антонович. — Я заберу, а фельдъегерям —  шиш.

— Ах, сделайте это! — умоляюще воскликнула Ляля, хотя и не поняла, что там Александр Антонович несет насчет фельдъегерей. — Сделайте это, Александр Антонович!

— Непременно! — заверил Александр Антонович. — Непременно и сегодня же. А что до Сухова-Переростка, — объяснил Александр Антонович, — не удивляйтесь — это другое. И это ничего, что он в зеленых штанах, — заступался Александр Антонович. — Это, знаете ли, мелочи, можно простить. Главное то, что это всей моей жизни мечта. То есть не собственно он моей жизни мечта, а как бы сказать? — с ним связана всей моей жизни мечта. Нечто очень пока еще эфемерное: так, мечта, мираж, Фата-моргана. — Все-таки Александр Антонович знал, что такое Фата-моргана. 

10

Во дворе намело большие сугробы. Теперь снег как будто переставал и медленно сочился в белом свете за углом флигеля. Коля постоял во дворе и направился к подъезду. Громко заскрипела пружина — Коля вздрогнул.

«Где же я был весь день?» — подумал Коля и тотчас об этом забыл. Он еще постоял на площадке, прежде чем открыть дверь; посомневался: ему все казалось, что в его отсутствие что-то случилось. Нет, и в квартире, и в комнате все было так же: кресло на колесах стояло в углу, мольберт с картиной посреди комнаты, под лампой; сильно пахло масляной краской — форточку забыл открыть, уходя.

Коля подошел к окну и заметил в форточке защемленный листок глянцевитой бумаги, сложенный вдвое. Вытащил и, раскрыв, прочел: «Л.-г. Финлянд­ского полка полковник в отставке А. А. Голубев. Р. Р. С.».

Нехотя улыбнулся, положил бумажку на стол, в «натюрморт». Будильник, чайник, батон, рассыпанный сахар (песок).

«Неужели не пил вчера вечером чаю?»

Отошел к шифоньеру, снял пальто. В зеркале отразилось желтоватое лицо — такое зеркало. Долго всматривался в зеркало, в лицо, так и не увидел. Заметил только тогда, когда лицо уехало вбок, срезалось и пропало — закрыл дверцу.

«Да, надо чаю выпить. Да поработать надо, чтобы что-то начать понимать, а то все непонятно».

Коля подошел к столу и взял чайник, разрушил «натюрморт». 

11

Гудзеватый выдержал паузу.

— Я вообще-то не робкого десятка, — заговорил Гудзеватый, — я бросился — они от меня. Но что меня возмущает, так это равнодушие прохожих, — сказал Гудзеватый, — проходят стороной. Я нагнал их в каком-то дворе. Вокруг никого. И тут заблистали ножи. Я спокойно все взвесил и решил, что было бы неосмотрительно рисковать из-за трех рублей своей жизнью. Я знаю жизнь, знаю самбо, но... трое с ножами!.. Ну что ж, я ушел. Нет, я не убежал. Так сказать, я не показал им спину, но я повернулся и ушел. Конечно, я потом сообщил. 

Я пришел в дружину и сообщил. Но знаете, что мне сказали? —  Гудзеватый горько улыбнулся.

— Нет, я не хочу быть несправедливым. Они сразу же послали машину, но это же глупо. Нельзя же предполагать, что преступники останутся на месте сидеть, ждать, когда милиция за ними приедет. Нет, уж они постарались все следы, так сказать, замести. Ну, составили протокол. Ну, приметы я им описал. Нет, я их винить не хочу, но должна же быть профилактика подобных явлений. Ведь среди белого дня, в людном месте. Куда они смотрят?

— На юбки они смотрят, вот куда, — злобно крикнула рябая, — на бабьи юбки они смотрят, вот на это они мастера.

— Да, — подтвердила глухая, — та, что по два пятьдесят две, та лучше.

Коля, держа в руках чайники, постоял в дверях.

— Извините, Иван Соломонович.

Гудзеватый посторонился.

— Здравствуйте, Иван Соломонович. — Соседкам: — Здравствуйте.

Гудзеватый приветливо кивнул, а соседки не ответили. Коля зажег газ, поставил чайник на чайник и ушел в свою комнату.

«Что это там с Гудзеватым стряслось? Ограбили, что ли? Три рубля? Интересно, к кому он обращался с этим делом? Не к Бибикову ли? Бедный Бибиков, сколько дел! Черт с ним».

Плечи ломило, ныли мышцы, знобило... «Не заболел ли?» Посмотрел на ноги: на сырых башмаках проступила белая соль. Снял ботинки, поставил на батарею. «До завтра просохнут. А что завтра? Ничего не известно». Полез под диван, вытащил пыльный башмак. «Куда это запропастился второй?» Данилыч вечно туфли куда-то затаскивал. И Коля вспомнил: нет кота.

«Выпить бы. Или печку затопить: знобит. Обычно так жарко в комнате, а сегодня зябко. Наверное, все-таки простыл».

Подошел к печке. Вытащил из-за нее какие-то чурки, палочки, щепки, все это долго в печку укладывал, устал. Сел на кушетку. Стало нехорошо. Прислонился к стене, закрыл глаза. Слабость.