Созерцатель

— Вот вы все ругаете его, — говорил молодой, слегка раскрасневшийся молодой человек, — а между прочим, он предложил очень неплохую идею: собрать доллары и вернуть Штатам. А взамен потребовать золото.

— Да что болтовня Жириновского! — хрипел мой старик. — Генерал де Голль в 1965-м сделал это! Не на словах, а на деле! Он привез в США долларовых бумажек на полтора миллиарда и получил взамен золото. Конечно, это просто так ему с рук не сошло. Ему устроили студенческие волнения, потом он проиграл референдум и его отправили в отставку, после которой он подозрительно быстро умер.

— Молодец де Голль! — крякнул усатый мужчина лет сорока пяти.

— А то, — кивнул старик. — Но каков канцлер Германии Эрхард!

— А что этот… канцлер? — совсем тихо спросил молодой, смятый натиском мощного старика. По всему видно, он примкнул к стае «орлят Жириновского» и теперь всем рассказывал, почему выбрал Элдэпээр, а не «Медведя» в каких-нибудь «Кедрах».

— Эрхард, как и «вся прогрессивная общественность», во все тяжкие в средствах массовой инфернации ругал обнаглевшего отщепенца де Голля за то, что тот поднял руку на святое — доллар. А сам тихой сапой загрузил баржу чуждыми американскими фантиками на общую сумму четыре миллиарда и так же обменял у ненавистных янки бумажки на золото в слитках.

— Увау, — промяукал Орленок, возбужденно почесывая прыщик на щеке, на глазах теряя уважение к драчливому отечественному пустослову. — А мы-то чего стесняемся?

— Погоди, — поднял пятерню старик. — Канцлера-то через год тоже убрали. Понимаешь?

— Ну тут бомжу понятно, — солидно пробасил усатый Казак с широкими бордовыми скулами.

— Наши правители побоялись возмездия американских империалистов, — прошептал оглушительно старик, тщательно обсасывая загорелое куриное крылышко. — Все эти правители подчиняются одному мировому центру. — И он показал пальцем почему-то вниз.

— Впрочем, господа попутчики, — старик поднял руку, требуя внимания, — прошу взглянуть за окно и отметить про себя мистическую значимость тех мест, которые мы сейчас проезжаем.

— А где мы? — хором спросили мужчины и женщины.

— Только что проехали Павлово-Посад. Во-первых, я на этой станции всегда выходил, не имея ни сил ни здоровья продолжать наш с Венечкой «очень жизненный путь». А во-вторых, именно на этом перегоне, согласно поэме «Москва-Петушки», «хорошая и мяконькая баба» по имени Даша поведала человечеству свой «чудовищный по стилю» рассказ о пресловутом Евтюшкине, который как известно, «сердцем любил её душу, а душой — нет».

— Так вы, оказывается, были знакомы с Венедиктом Ерофеевым? — спросил усатый.

— И не только знаком, но даже на короткой ноге, — кивнул старик. — Он тогда, в начале семидесятых, работал истопником в спортивном комплексе «Динамо», что на Петровке. Это было недалеко от моей работы, поэтому я к нему туда часто захаживал поговорить по душам. А говорить с ним, я вам скажу, было весьма интересно.

— Еще бы, — сказал молодой, — судя по поэме, это был человек больших знаний.

— Если бы только знаний, — сказал старик, — я бы сейчас о нем не говорил. Мне душа его казалась огромной, как море, и при этом утонченной, как скрипка Амати. С ним невозможно было пройти незамеченным по Петровке или, скажем, по Курскому вокзалу. К нему тянулись сотни рук: Веничка, пойдем к нам, у нас есть; Веня, посиди с нами, у нас твой любимый «Кавказ» и много чего еще. Он всюду ходил, как народный любимец. В Петушках его выносили на руках. Ворья там ужас сколько, но никогда никто у него из кармана ничего не утащил.

— Значит, даже воры его уважали, — восхитился Казак, сделав ударение на трепетно-ужасном понятии «вор».

— Не стану говорить о других, про себя скажу, — протянул задумчиво старик. — Всю жизнь ходил в начальниках. Ломал об коленку таких крутых мужиков, что ты! Одним щелчком прошибал железобетонные лбы. …А рядом с Венечкой я чувствовал себя влюбленной насмерть девчонкой! Я готов был выполнить любой его каприз, любую прихоть. Это был человек гениального магнетизма, великой и бездонной души!

— Это точно, — закивали мужчины и женщины.