Создатель Лун с иллюстрациями Сантьяго Карузо

– Я видел, как он поднял голову, – возразил я. – А моя жена видела, как он сюда приполз.

Дюран шагнул вперед и дотронулся до фигуры в рясе.

– Говори! – скомандовал он.

– Говори! – дрожащим голосом повторил Фортен.

Выждав секунду-другую, Дюран резко сдернул с раненого маску и запрокинул ему голову. Мы смотрели в глазницы черепа. Дюран застыл как вкопанный, мэр пронзительно взвизгнул. Скелет осыпался внутри полусгнивших одежд и рухнул перед нами на землю. Между голыми ребрами и оскаленными зубами хлынул поток черной крови, орошая поникшую траву. Скелет содрогнулся, приподнялся и упал в черную тину. Поверхность болота забурлила радужными пузырьками воздуха. Останки медленно погружались на дно, а когда скрылась последняя кость, из трясины вырвалось и поползло вдоль берега какое-то существо – блестящее, дрожащее, слабо бьющее крыльями.

Это была бабочка «мертвая голова».

* * *

Будь у меня побольше времени, я рассказал бы вам, как Лис переросла свои суеверия, ибо правды о происшедшем она так и не узнала – и не узнает никогда, потому что дала мне слово не читать эту книгу. Я рассказал бы вам о короле и его коронации и о том, как замечательно ему подошла коронационная мантия. Рассказал бы и о том, как Ивонна и Герберт Стюарт поехали охотиться на кабана в Кимперле и упустили гончих – те промчались через карьер и прямиком в город, где сбили с ног трех жандармов, нотариуса и старуху. Но я и так уже слишком заболтался, а Лис зовет меня послушать, как король говорит, что он хочет спать. А заставлять ждать его величество никак нельзя.

Исская дева [6]

Mais je croy que je Suis descendu

on puiz Tenebreux onquel disoit

Heraclytus estre Verete cachee[7].

Три вещи непостижимы для меня,

и четырех я не понимаю: путь орла

в небе, пути змеи на скале, путь

корабля в море и путь мужчины к деве.

Притч. 30:18–19

I

Все это запустение начало давить на меня. Я сел, чтобы поразмыслить, вспомнить какой-нибудь ориентир, который поможет мне найти выход из нынешнего положения. Если бы я только мог отыскать океан, все сразу стало бы ясно, потому что со скал можно увидеть остров Груа. Отложив ружье и скрючившись за камнем, я поджег трубку и посмотрел на часы. Около четырех часов дня. Я брожу вокруг Керселеца с самого рассвета. Накануне, стоя на скале вместе с Гульвеном и глядя на мрачные болота, по которым сейчас блуждаю, я считал эти пространства лугами, что простираются до самого горизонта. И хотя я понимал, насколько обманчивы расстояния, все же не мог представить, что те непримечательные травянистые впадины, которые я видел, на самом деле необъятные равнины, покрытые дроком и вереском, а то, что казалось мне разбросанными валунами, на самом деле огромные гранитные скалы.

– Это нехорошее место для приезжего, – сказал старый Гульвен, – лучше возьмите проводника.

Но я беспечно ответил:

– Не потеряюсь.

Теперь было ясно, что я заблудился. Я сидел и курил, щурясь от морского ветра, дующего прямо в лицо. Со всех сторон тянулись вересковые пустоши, покрытые цветущим дроком и гранитными утесами. Ни дерева, ни тем более людского жилища не было видно вокруг.

Наконец я поднял ружье, повернулся спиной к солнцу и вновь тронулся в путь. Не было смысла идти по ручьям, которые время от времени пересекали мой путь, потому что они впадали не в океан, а бежали куда-то в глубь материка и питали глухие трясины. Я несколько раз пробовал идти по руслам, но ручьи выводили меня к болотам или к тихим прудам, из которых выпархивали перепуганные бекасы. Я начал уставать. Ружье давило мне на плечо, несмотря на двойную прокладку. Солнце садилось все ниже и ниже, сияя на фоне золотистого дрока и вереска.

Я уходил от него вслед за собственной тенью, которая будто удлинялась с каждым шагом. Ужас скользил по ногам, похрустывал под подошвами, осыпался вокруг желтыми цветами. Впереди дыбился кустарник, заслоняя путь. Между вереском начал попадаться папоротник, однажды из болотной осоки послышалось сонное кряканье дикой утки. Мне встретилась лиса, а когда я наклонился к ручью, чтобы напиться, в соседних камышах тяжело захлопала крыльями цапля. Казалось, я добрался до края равнины.