Когда я открыл дверь столовой, бражник бился в оконное стекло своими мощными крыльями. Мгновение я колебался, но затем подошел к окну и открыл створку. Бабочка выпорхнула, покружилась над клумбами и устремилась через вересковую пустошь к морю. Я созвал слуг и расспросил их. Ни Жозефина, ни Катрин, ни Жан-Мари Трегунк не слышали ночью ничего подозрительного. Тогда я велел Жану-Мари седлать мне лошадь, а пока я говорил с ним, из спальни спустилась Лис.
– Дорогая… – начал я, подходя к ней.
– Ты должен рассказать мне все, что знаешь, Дик, – перебила она, серьезно глядя мне в лицо.
– Но рассказывать нечего! Просто пьяная драка. Кого-то ранили.
– И ты собираешься ехать – куда, Дик?
– На опушку Керселека. Дюран, мэр и Макс Фортен поехали по следу.
– Какой еще след?
– Ну, там осталась кровь…
– Где?
– Вон там, на дороге.
Лис перекрестилась.
– Этот след… он доходит и до нашего дома?
– Да.
– Близко?
– До окна столовой, – сдался я.
Пальцы Лис крепче сомкнулись на моей руке.
– Ночью мне приснился сон…
– Мне тоже… – начал я, но умолк, вспомнив о расстрелянных патронах.
– Мне приснилось, что ты в большой опасности, а я не могу пошевелить ни рукой, ни ногой, чтобы спасти тебя, но у тебя был револьвер, и я крикнула, чтобы ты стрелял.
– Я и правда стрелял! – воскликнул я.
– Ты… ты стрелял?
Я заключил ее в объятия.
– Милая моя, – сказал я, – произошло что-то странное, и я пока не понимаю что. Но, конечно, этому должно быть объяснение. Одним словом, вчера ночью я думал, что стреляю в Черного Монаха.
Лис только ахнула.
– Об этом и был твой сон?
– Да, да, об этом! Я умоляла тебя выстрелить…
– И я выстрелил.
Я почувствовал, как испуганно бьется ее сердце, и прижал ее к себе еще крепче. Некоторое время мы стояли молча.
– Дик, – произнесла она наконец, – возможно, ты убил эту тварь.
– Если это был человек, то я в него точно попал, – мрачно ответил я. – А это был человек! – добавил я, взяв себя в руки и досадуя, что едва не расклеился. – Кто же еще! На самом деле все просто. Только это был не пьяный драчун, как думает Дюран. Это был пьяный идиот, который решил над нами подшутить и поплатился за свою шутку. Думаю, я нашпиговал его пулями и он уполз умирать в лес. Ужасно! Зря я начал стрелять, не подумав, но эта парочка идиотов, Ле Бьян и Макс Фортен, со вчерашнего дня донимали меня и довели до истерики, – сердито добавил я.
– Ты стрелял, но оконное стекло не разбито, – тихо заметила Лис.
– Ну, значит, окно было открыто. А что до… до остального, то у меня несварение на нервной почве, и все это дело с Черным Монахом для меня уладит доктор.
Я посмотрел в окно на Трегунка, ожидавшего с лошадью у ворот.
– Дорогая, думаю, мне лучше поехать к Дюрану и остальным.
– Я тоже поеду.
– О нет!
– Да, Дик.
– Не надо, Лис.
– Пока тебя не будет, я буду каждую минуту умирать от волнения.
– Ехать верхом слишком утомительно, и одному богу известно, какое неприятное зрелище может нас поджидать. Только не говори, что думаешь, будто во всем этом и правда есть что-то сверхъестественное!
– Дик, – мягко ответила она, обвивая руками мою шею, – я – бретонка. Смерть – это дар Божий. Когда мы вместе, я не боюсь. Но без тебя… о муж мой, если ты уедешь один, я стану бояться Бога, который может отнять тебя у меня!
Мы поцеловались – торжественно и просто, как двое детей. Затем Лис поспешила переодеться, а я, ожидая ее, расхаживал взад-вперед по саду. Вскоре она вышла из дома, на ходу натягивая тонкие перчатки. Я подсадил ее на лошадь, поспешно отдал распоряжения Жану-Мари и тоже вскочил в седло.
Теперь бок о бок с Лис трястись от ужаса при мыслях о том, что случилось или еще может случиться, стало попросту невозможно. Более того, за нами увязался Малыш. Я испугался, что кони вышибут ему мозги, и попросил Трегунка поймать его, но хитрый щенок увернулся и помчался за Лис, которая уже выехала на дорогу и пустила лошадь рысью.
«Ну ладно, – подумал я. – В любом случае ничего страшного: мозгов у него и так нет».
Лис ждала меня на дороге рядом с сен-жильдасской часовней Пресвятой Девы. Она перекрестилась, я приподнял кепку, затем мы тряхнули поводьями и поскакали в сторону леса Керселек.
По пути мы почти не разговаривали. Мне всегда нравилось наблюдать за Лис в седле. Ее точеная фигура и прелестное личико были воплощением молодости и изящества, ее вьющиеся волосы блестели, как золотые нити.
Краем глаза я заметил, что Малыш, этот избалованный щенок, весело скачет рядом, даже не подозревая, что может угодить под копыта. Мы приближались к черным скалам. Внезапно оттуда вылетел грязный баклан и пересек нам дорогу, тяжело хлопая крыльями. Лис легко справилась с лошадью, вставшей на дыбы от неожиданности, и указала на птицу стеком.
– Вижу, – сказал я. – Похоже, ему с нами по пути. Странно будет увидеть баклана в лесу, да?
– Это дурной знак, – сказала Лис. – Знаешь, какая пословица есть в Морбиане? «Когда баклан летит от моря прочь, в лесу смеется Смерть, а умный лесоруб строит лодку».
– Как бы я хотел, чтобы в Бретани было поменьше пословиц, – вздохнул я.