Создатель

– Думаю, Шоу, Честертон, Эмерсон[179] и, как книга, «Дон Кихот». Среди аргентинских книг есть одна основная: если бы мы избрали ее главной книгой нации, наша судьба сложилась бы по-иному и лучше: это – «Факундо» Сармьенто. «Мартин Фьерро» восхищает меня как литературное произведение, но персонаж как таковой мне кажется ужасным, а главное, очень печально, как мне кажется, что целая страна возводит в идеал дезертира, убийцу, пьяницу, солдата-перебежчика. Должно быть, такие люди в ту эпоху встречались нечасто. Думаю, Эрнандес опередил свое время, ведь Мартин Фьерро – сентиментальный подонок, жалеющий себя, упивающийся своим несчастьем. Гаучо были, должно быть, куда более стойкими, скорее похожими на гаучо у Аскасуби[180] или Эстанислао дель Кампо. Хнычущий гаучо, которого сочинил Эрнандес, предваряя Карлоса Гарделя[181], – истинное недоразумение. Не могу представить себе, чтобы гаучо говорил такие слова:

Ежели ягненок блеет,
Откликается овца;
Вторит ржанью жеребца
Громкое кобылье ржанье;
Лишь рыданье беглеца —
Безответное рыданье[182].

Если бы пайядор[183] спел такой куплет, все бы подумали, что он – не мужчина. И облили бы его презреньем!

Языки Севера

– Хотелось бы услышать о вашей любви к скандинавским языкам.

– Я пришел к ним через англосаксонский, поскольку полагал, что то был язык многих моих предков много веков назад. Но англосаксонская литература хоть и богата, но все же не так, как скандинавская, и это можно объяснить хронологией. Англосаксонская литература относится к векам седьмому, восьмому, девятому – и конец, а скандинавская достигает апофеоза к тринадцатому и четырнадцатому векам. Есть и другая причина. Саксы вышли из Северной Германии, Нидерландов, Дании и завоевали Англию. Без сомнения, это завоевание обогатило их. Но по сравнению с тем, что сделали викинги, это немного. Задумаемся о том, какими бедными были скандинавские страны, и припомним, что люди из этих стран открыли Америку, Византию, основали королевства в Англии, Ирландии, Нормандии и создали в Исландии великую литературу. То есть германская культура достигла своей кульминации в Исландии и произвела богатейшую литературу. В сагах мы находим все, что привыкли находить в современном романе, и сказано это более скупо, более сдержанно и точно. Стало быть, поскольку германская культура интересует меня, а в самой своей чистой форме она достигла кульминации в Исландии, естественно, что меня интересует этот язык. Вначале, когда я только принялся за его изучение, произошло то же самое, что и с древнеанглийским языком: он показался мне грубой формой английского или немецкого. Но сейчас я рассматриваю англосаксонский язык как самостоятельный и уже ощущаю вполне самостоятельным скандинавский язык, на котором до сих пор говорят в Исландии. Исландцам, чтобы читать своих классиков, не нужны объяснения. У меня есть разные издания саг, «Круга Земного», «Младшей Эдды» Снорри Стурлусона, и в этих книгах нет примечаний, поскольку любой исландец способен их прочесть. Сам факт отсталости привел к тому, что язык сохранился. Это как если бы сейчас существовала страна, чьи жители говорили бы на латыни, а не на диалекте латыни; где любой прохожий мог бы читать «Энеиду» и Тацита. Еще в этом языке есть особая красота, в звучании и в легкости, сохранившейся в других германских языках, с какой образуются сложные слова, без какой бы то ни было искусственности или педантизма. Когда учишь язык, всматриваешься в слова с более близкого расстояния. Говоря по-испански или по-английски, я воспринимаю всю фразу, а на новом языке…

– …воспринимаете слово за словом.

– Да. Это как чтение под лупой. Я сильней ощущаю слово, чем те, кто на этом языке говорят. Поэтому иностранные языки обладают неким очарованием, в данном случае и очарованием старины, будто ты составляешь часть маленького тайного сообщества…

– Сколько часов в день вы посвящаете этому «тайному сообществу»?

– Только субботы и воскресенья. Нас семь человек, мы собираемся на три или четыре часа и обходимся без грамматики. Берем текст тринадцатого века, например, и начинаем его расшифровывать; только в самом крайнем случае прибегаем к словарю или к английскому либо немецкому переводу. Стараемся понять сами, спорим, а потом проверяем, кто оказался прав. Видите: есть в этом что-то от приключения, филологического приключения. Но я, наверное, преувеличиваю. Говоря: «Корабль, сделанный из ногтей мертвецов», я чувствую, что по-исландски это звучит красивее; возможно, это не так. Вдруг испанский перевод исландца очарует больше.

– Что вы сейчас пишете?