Современный нигилизм. Хроника

Пост-опыт – это «сын поверхности» (помните «дивную поверхность», о которой мой студент говорил в главе 5?), которая больше не прячет смысл вещей в глубине, ведь от этого жизнь стала бы слишком медленной, и теперь выигрывает тот, кто быстрее всех скользит по поверхности мира. Затем, «если ты хорошо поработал, будет не трудно, идя по твоим следам, обнаружить некий странный эффект, некую модификацию, изменяющую текст мира, приводящую мир в движение: что-то вроде вибрации. Гляди-ка: это – душа, она вернулась».

«Но что это за душа?» – должны мы спросить. Вероятно, то, что воспевает Барикко, является новой версией души мира, произведенной и выстроенной нашими руками. Но в таком случае она не может называться «нашей», она принадлежит девайсам, которые мы используем или которые используют нас в качестве тактильных терминалов для того, чтобы выстроить что-то в хаосе неопределенных возможностей, где случайность становится причинностью. Что касается нашей души, трудно дать иное определение этому притяжательному местоимению, чем акт работы с ячейками реальности, которые с потрясающей скоростью сменяют друг друга на экране. Не существует работающего «Я»; именно этот цифровой процесс работы и производит «Я».

Все это означает, что «Я» непрерывно производит само себя уже не в виде субстанции, а как непрерывный переход от силы к действию, которая ведет не к реализации единственного конечного результата, а к другой возможности, ведущей нас к следующей реализации. По этой же причине, хотя «опыт имел стабильность, вызывал ощущение устойчивости, пребывания в себе», «пост-опыт – наоборот, движение, след, переход, и он по существу вызывает ощущение неустойчивости и зыбкости: порождает фигуры без начала и конца, имена, беспрестанно сменяющие друг друга». Следовательно, в рамках Игры это новый способ «создавать смысл, заново отыскивать вибрацию мира, одушевлять вещи, но ценой сущностной нестабильности, неизбежного непостоянства».

Но интересно, мы тем самым что-то потеряли или приобрели? Для Барикко наверняка вернее второе, чем первое. Игра позволит нам освободиться от «трагедии XX века»: «Больше никаких границ, никаких элит, никаких священнодействующих, политических, интеллектуальных каст. Истина, одно из самых близких для аналогового человека понятий, внезапно становится размытой, подвижной и нестабильной. Задачи становятся играми, в которых могут победить взрослые дети».

Сможем ли мы с помощью Игры наконец избавиться от нигилизма, который является неотъемлемой частью человеческого опыта, унаследованного от XX века? В случае с Игрой может показаться, что технология спасет нас от бессмысленности, когда технология избавит нас от вопроса о смысле. Тогда Игра отделит нас от ничего и страха перед ничем, просто показав, что мир находится в наших руках. Амбиций у Игры действительно предостаточно, ее цель состоит в попытке нейтрализовать вызов, который реальность всегда бросает нашему «Я», чтобы понять, почему мы живем в этом мире. Но если мир – это то, что мы можем выстроить сами в различных перспективах, то почему наша сущность в этом мире похожа на классический вариант «выпадающего меню» (для самых неопытных) или на алгоритмы программирования (для самых опытных, а значит, и для новой цифровой элиты). Разве вопрос «почему», последний тотем XX века, который до сих пор смущает и беспокоит нас, не должен влиться и воплотиться в функции «как»?

Сетевой водоворот, в котором «Я» больше не будет одиноким, больше не будет только одним «Я», а каждый раз потенциально всем тем, чем может быть. Но еще и только этим. Это идея, лежащая в основе того, что мы могли бы назвать «Дао»[87] техники и дзен[88] сознательного (само)растворения сознания. Потому что сознание не может существовать, не вопрошая о смысле: наше сознание даже не зародилось бы, если бы ему не пришлось отождествлять себя в восприятии другого. Только теперь этот другой на противоположном конце длительных и повсеместных отношений становится способом растворить сгусток неуверенности и беспокойства, которым является каж дое «Я».