Советский век

К этим достижениям нужно добавить и другие, рассчитанные в критериях XX века, определяющих развитые страны. Советская Россия добилась успеха в области демографии, образования, здравоохранения, урбанизации и роли науки - весомый капитал, который был растрачен тусклыми реформаторами 1990-х годов.

Итак, в какой момент все пошло не так?

Все социальные изменения, которые дали стране возможность «соединиться со своим веком», представляли собой работу, выполненную только наполовину. Другая часть работы - строительство государства - шла в неверном направлении. Когда исторические обстоятельства изменились (частично из-за собственных усилий режима), СССР нашел свое призвание в противостоянии роковой бифуркации и противоречию: социальная сфера взорвалась, а политико-бюрократический мир заморозился. Поворот событий, который я называю «вторым освобождением бюрократии», состоял из фактического поглощения министерскими когортами партийного аппарата. У него было еще одно измерение, о котором мы уже говорили. Советская экономика и все богатство страны формально являлось государственной собственностью; а государственная администрация существовала для того, чтобы служить нации. Но кто был настоящим владельцем всей этой «собственности»?

Идеология и практика национализации вышли из идей Коммунистической партии о том, как строить предположительно социалистическую систему. Именно партия несла ответственность за целостность системы, чьей сердцевиной был принцип государственной собственности. Но огромная бюрократическая машина, которая руководила «общим добром», навязывала свою собственную концепцию государства и сделала себя ее единственным представителем. Она претендовала на статус, равный партийному аппарату, и даже на первое место. С другой стороны, происходило социальное и политическое соединение в единый блок партийного аппарата и государственной бюрократии.

Партия всегда утверждала, что сохраняет главенствующее положение, но в реальности бюрократические дирекции министерств и предприятий стали настоящими хозяевами страны. Не важно, что Конституция продолжала утверждать обратное. Партийные ячейки в министерствах и на предприятиях не преследовали никаких целей, а их центральные органы просто повторяли то, что инициировал Совет министров и сами министерства. Политическая организация только оправдывала происходящее, видя в этом выполнение своей политической функции: как только она соглашалась повторять то, что было решено еще где-нибудь, у нее больше не было какой-либо raison d'etre.

Я отношу этот процесс к категории того, что называю «деполитизацией партии». Роль ее менялась, как только действия политического руководства ослаблялись из-за ее погружения в бюрократическую среду. Можно сказать, что партия и ее руководство были экспроприированы и заменены на бюрократическую гидру, которая и сформировала класс, удерживающий государственную власть. С этого момента любая политическая воля была парализована. Верхушка этого сверхцентрализованного государства сопротивлялась всем реформаторским попыткам, если их отвергали разные отряды бюрократии. Партийные руководители уже больше не могли позволить себе бороться с ней. Наоборот, привилегии тех, кто теперь представлял оплот режима, было разрешено увеличить, для того чтобы они чувствовали себя счастливыми. Еще хуже, что они мирились с низким уровнем политической воли, беззаконием и высоким уровнем коррупции. Периоды застоя и упадка поощряли привилегированных заниматься тем, что называется (отнесемся к этому кротко!) предосудительными практиками. Еще одна сомнительная расплата.

Мы сейчас находимся на таком месте, что можем предложить ответ на вопрос, который уже поднимали несколько раз: может ли бюрократия быть контролируема другой бюрократией или даже самой собой? Наш ответ - нет! Контроль может осуществляться только политическим руководством или гражданами страны. Они должны ставить существенные задачи и предоставлять средства, необходимые для осуществления такого контроля.

Это была та возможность, которую руководство СССР упустило, породив ряд роковых парадоксов: больную экономику, но процветающую бюрократию, преуспевающую в своей праздности; рост ее привилегий, хотя все, даже системные действия разрушены; рост инвестиций наряду с уменьшающимся ростом расходов; явное преследование ряда образованных и компетентных людей, которых режим, не терпящий независимых талантов, исключил - в двух словах, настоящая волшебная формула для развала системы.

Различные явления и процессы, которые разворачивались наверху, оказывали влияние на население, которое ощущало, что фабрики и другие национальные фонды одновременно принадлежали всем и никому, что существовала толпа «боссов» и никто ни за что не отвечал. Это объясняет, почему приход Юрия Андропова на пост генерального секретаря был так хорошо принят большинством социальных слоев: они наконец получили хозяина («босса»).