Сороковник. Книга 4

Впрочем, это не означало полнейшего равнодушия сущностей высшего порядка к населению планеты. Ибо, объединившись, сильнейшие местные маги могли дать достойный отпор неофиту-творцу и даже… э-э… нанести определённый урон его телу, ипостаси, в которую он, волей-неволей, должен был воплощаться, чтобы контролировать собственную деятельность в естественной среде. А урон физическому телу бил рикошетом по телам астральным, эфирным, ментальным, и так далее, это невольно провоцировало внезапные прорывы Хаоса во Вселенной, а Хаос — о, это недопустимо, это хлопотно, это нарушает гармонию и миропорядок… Волею высших демиургов, между людьми и творцом-неофитом стал заключаться Договор.

На двадцать один год планета отдавалась в собственность молодому создателю. Он мог творить всё и всех, кого вздумается, но на определённых условиях:

не мешать естественному ходу развития местных цивилизаций;

никоим образом не вмешивать в свои игрища местное население — допускалось лишь косвенное привлечение и только на добровольных началах;

не допускать возникновения собственного культа — до полной сдачи экзамена. Иначе говоря — никаких служений, капищ, храмов и подношений, а уж тем более — жертв в свою честь, ибо — не заслужил.

И если новый временный хозяин мира свято соблюдал эти заповеди — обитатели планеты не должны были препятствовать либо проявлять недовольство. Ибо — их интересы соблюдались.

Но лет двести пятьдесят тому назад случился беспрецедентный случай. Клан некромантов, взбунтовавшись против новоявленного пророка, коим явил себя новый творец-испытатель, организовал на него покушение и сумел-таки погубить. Правда, для этого понадобилась мощь всего клана. Собственно, Совет возмутил не сам факт нарушения договора, пророк-то вёл себя не слишком достойно, в свою очередь балансируя на самой грани дозволенного; а то, что убийство случилось в результате вероломного предательства со стороны нескольких некромантов, втёршихся в доверие к пророку. Погибшему была предоставлена возможность начать всё сначала на новой планете, с его убийцами же Совет поступил достаточно жёстко. Хоть и относительно гуманно, на первый взгляд. Массовых казней не было. Но именно с той поры рождение маленького некроманта на свет сопровождалось смертью его матери.

И далеко не каждая женщина решалась стать женой Тёмного, хоть некроманты и научились договариваться с Мораной, вплоть до замены жизни роженицы своей собственной, лишь бы продолжить род. Поэтому-то их так мало, и жизнь каждого ребёнка и каждой матери — бесценны.

…- Поэтому их так мало… — повторяет Сонька, и глаза её наполняются слезами. — Ма-ам, но ведь ты не умрёшь, да?

Улыбаюсь через силу, качаю головой, но глаза у девочек всё равно на мокром месте. Мага подаётся было к дочкам и собирается что-то сказать, но тут неожиданно ойкает младшая Абигайль.

— А ведь там был ещё стих! В самом конце, перед текстом, что на непонятном языке. — Смущённо поворачивается к нам. — Простите, я почему-то только сейчас о нём вспомнила! Вот странность — когда прочла, он р-раз! — и из головы вылетел, а сейчас я даже буквы помню, большие, красивые, словно от руки выписаны. Минуточку…

Мы невольно сдерживаем дыхание. А по округлившимся глазам дочурок и Ангелики можно понять, что для них наличие какого-то стиха — новость. Получается, он открылся только одной из четверых. Почему?

С чувством юная леди декламирует:

Правление твоё приблизилось к концу

Ты взвешен на весах и найден слишком лёгким.

Сей мир поделят те, кто дали гордецу

Достойнейший отпор, презрев его уловки.

Ты трижды согрешил, смирись теперь с решеньем.

Тому же, кто страдал, даровано прощенье.

В пальцах дона Теймура звонко переламывается серебряная ложечка. Прикрыв глаза и побледнев, он прижимает ладонь к груди. Оба его сына встревоженно подаются к отцу, но он сдерживает их порыв властным жестом.

— Подождите, сейчас не до этого. Ави, дитя моё, повтори-ка ещё раз, только каждую строчку раздельно… — Останавливает паладинов. — Я в порядке. В порядке. — И снова к Абигайль, только уже обычным, немного насмешливым тоном, который обычно выдерживает при общении с нашими девушками: — Юная донья, я весь внимание. Ещё раз, и построчно.

И снова он тот же, невозмутимый, сдержанный, лишь крылья носа слегка подрагивают, выдавая затаённое волнение.

"… даровано прощенье…"

Больших усилий мне стоит не подскочить на месте от догадки.

"Ты трижды согрешил…"

Как наяву, вижу я огромный подземный грот, усеянный трупами чудовищ и своего персонального недруга, озирающегося в поисках посоха. Сзади него очумело трясёт головой Ледяной дракон. Игрок ещё не знает, что буквально через минуту сам превратится в ледышку.

…- Что, сынок, поговорим? — буднично окликает его Симеон. И мне становится понятно, что это не бравада и уж тем более не желание покрасоваться перед самими собой своим могуществом, и не торжество над побеждённым.

— Вы… не смеете со мной так, — сипло говорит Игрок. Голос его от напряжения вздрагивает, из-под сплющенного о каменный свод пещеры шлема ползут алые нити, разбавляя белую шевелюру. — У нас Договор…