Сороковник. Книга 4

…Под чистые голоса скрипок господин мэр оглашает права и обязанности будущих супругов, заручается их согласием, а также свидетельским — то есть, нашим с сэром Дэвидом, подтверждением, что известные нам лица вступают в союз добровольно, без принуждения, и нам, как давним друзьям брачующихся, неизвестны препятствующие данной процедуре обстоятельства. Мои девочки, страшно гордые, выносят на алых бархатных подушечках обручальные кольца. Господин Антонио Ломбарди, что-то вспомнив, с доброй улыбкой напоминает:

— А хорошо ли новобрачные знают традиции нашей славной земли? Какие важные слова вы ещё не произнесли? В чём нужно признаться, чтобы сама Гайя сочла ваш брак законным и свершённым?

— Я - твоя женщина! — оповещает Лора, сияя улыбкой и хорошея всё больше. Твёрдой амазонской рукой, способной без посторонней помощи взвести тяжёлый арбалет, она окольцовывает мужа, и как же трогательно видеть, как пальцы бесстрашного друида в этот момент подрагивают от волнения.

— Я - твой мужчина! — отвечает он, в свою очередь надевая на безымянный палец супруги крохотную корону. Они решительно целуются долго и самозабвенно, забыв о том, что находятся в людном месте, что регламент на поцелуи ограничен… в общем, как будто познакомились и влюбились вчера, а не много лет назад. И я с удовольствием вытираю набежавшие слёзы.

— Слово сказано! — оглашает мэр. И по его отмашке оркестр на хорах трубит о свершившемся таинстве.

А как хороши были в танце дон Теймур и Лора! Друид, чья нога не позволяла пройтись в вальсе с невестой, уступил эту честь посажённому отцу — впрочем, не особо сокрушаясь, ибо, как потом объяснил, никогда не был любителем поплясать. А вот Лора — да, если уж сорвалась с места — не удержать, и поэтому кружилась, кружилась, с Магой, с Николасом, с Майклом и даже с почтенным сэром Джонатаном, даже с Персивалем, пока последний не угомонил её, улыбаясь, шепнув кое что на ушко. Раскрасневшаяся молодая в запале обмахивалась чудным веером со страусовыми перьями и черепаховой ручкой, я с умилением на неё поглядывала…

Но засела в подкорке промелькнувшая недавно посторонняя мыслишка, донимала, свербила: что-то важное я узнала совсем недавно. И не потому ли суженый нет-нет, да глянет на меня через весь зал напряжённо, как будто ожидает, что я о чём-то спрошу…

…Вот дон Теймур неприкрыто любуется сыновьями. Два красавца танцуют фанданго. Щёлкают кастаньеты. Ритмично выстукивают каблуки. Плывёт чёрным лебедем прелестная разноглазая донна Мирабель, которой на вид не дашь более сорока, да и то с натяжкой. Пока разгорячённый танцем Мага залпом осушает бокал шампанского, накрываю ладонью небрежно брошенные на стол деревянные пластины, скреплённые кожаным шнуром. Выпуклые ракушки кастаньет до сих пор хранят тепло его руки.

…Вот я, украдкой скинув туфли, забираюсь с ногами на низенький диван, спрятавшийся за крайней колонной. Хочется немного побыть одной, собраться с мыслями, наконец, поймать ту, ускользающую… Однако у моих девочек чутьё: они отыскивают меня и, утомившись от взрослого веселья, приваливаются ко мне горячими боками. Обнимаю их, вдыхаю душистый запах вербены и юности.

— Что вы чувствуете, дорогая? — спрашивает сэр Персиваль, словно эльф, соткавший себя из сгустившихся теней.

— Цельность, — не задумываясь, отвечаю.

— Цельность… Хорошее определение. Иоанна, я правильно понимаю, что своих детей вы одарили частицей обережной ауры? Они сейчас на редкость хорошо вас поддерживают, даже не хочется вас разлучать. Пожалуй, я отпущу вас домой прямо сегодня. Но с условием, что завтра вы мне покажетесь.

… Вот белый букет невесты, летящий под потолок, а затем стремительно пикирующий в руки… Николаса. Разочарованный девичий стон всего присутствующего младшего медперсонала.

— Я не виноват, — сконфуженно оправдывается родственник, — доньи, милые, что поделать, инстинкты подвели: летит мимо что-то красивое — хватай! Я и схватил…

По его требованию Лора кидает букет снова, тот чудесным образом рассыпается в полёте на отдельные розы. Хватает на всех. Хотя эффект уже не тот.

…Калейдоскоп воспоминаний притормаживает, гаснут цвета, звуки… Лишь один мотив, знакомый, давнишний зудит в ушах. Прислушиваюсь. Нет, пропал. Лишь тихое дыхание спящих девочек, на улице — шаги фонарщика… Это я так думаю, что фонарщика: с моей позиции видно, что вслед за тем, как владелец подкованных сапожек минует наши окна, гаснет один уличный фонарь, затем соседний. С кухни доносятся негромкие голоса братьев. Слов не разобрать, временами мужчины переходят на быстрый шёпот и вдруг взрываются смехом, но тотчас осаживают друг друга: т-с-с… Похоже, не чай они там пьют.

Мелодийка вновь оживает. Чем-то она меня приворожила: то ли словами, то ли ассоциацией с давно забытым…

"Ты — моя женщина,

Я — твой мужчина.

Если нужно причину -

То это причина…"

Единственных четыре строки, что помню из давно отжившей песни. Тогда, пятнадцать лет назад, она уже была раритетом, а сейчас её тем более никто не вспомнит.

"Ты — моя женщина,

Я — твой мужчина…"