Сороковник. Книга 4

— Женщина, много лет не знавшая мужа… Что поделать, от физиологии мы тоже зависимы. Ты задавила бы в себе любовь и желание — а потом всё это, нереализованное, но уже со знаком «минус», выплеснула бы на Магу, когда он влез в твою светлицу. Не спалила бы, но уж в ненависти к себе укрепила бы точно. Не стану говорить, чем бы это закончилось, не маленькая, сама понимаешь. И схлестнулись бы они тогда с Васютой в смертном бою. Память к вам обоим так и не вернулась бы. Русичи навсегда остались бы заперты в Гайе, а мне очень уж надо было, чтобы они всё же вернулись домой… Омар ибн Рахим, загубив бесчисленное число жертв, стал бы наместником Локки. Затем, чтобы победить Тёмного властелина, Героям нужно было бы пройти сперва через сраженье с Главой Огневиков, а проходили бы немногие. Смерть и страдания, кровь и тьма поселились бы в цветущей когда-то Гайе… Захирели бы без притока родной магии твои дети, и уж никогда не вернулись бы домой попаданцы, которых нынче я успела вернуть в их миры после того, как мой сын потерпел окончательное поражение. Так вот приходится иногда убирать за ребёнком игрушки… Не было бы прощения целой расе Тёмных от давнишнего проклятия, через считанные годы взорвалась бы планета Ангелов, не выдержав собственной распирающей силы… Многого чего и кого не было бы. А главное — тех, кого я так давно ждала.

Она мягко касается моего живота.

— Богоборцы.

— Что? — переспрашиваю в замешательстве. — Кто это?

— Могучие воины, в коих спаяны сила и мощь северных варваров и их боевая магия, владение тёмными стихиями и духами Навьего царства от некромантов, и обережные таланты, привязка к миру живых, любовь, разумное всепрощение и милосердие. Прибавить сюда кровь друида, позволяющую обернуться в любое живое существо или растение, призвать себе духов природы, стихиалий земных недр и воздушных потоков… И всё это — уравновешенно, гармонично. Непобедимо. Богоборцы, — повторяет Макошь. — Мирные и добродушные, как русич Васюта, но если понадобится — могущие смести со своего пути любого Демиурга, даже в расцвете сил и возможностей, которому вздумается в очередной раз протянуть лапы к этому миру. Гайя слишком уникальна и дорога для нас, Старших богов, и я — я, Макошь! — больше не допущу над ней экспериментов. Ваши с Магой и Васютой дети, а затем и их потомки будут надёжными стражами. Поэтому прости, Ванечка, что пришлось тебе претерпеть от судьбы, а значит, и от меня; не будь этого — не было бы и сегодняшнего дня такого, какой он есть. Что-то сделала я, что-то выбирали вы сами, а в целом — мы вместе сотворили то, что есть. Я горжусь тобой.

Растерянно потираю переносицу.

Как-то это… всё сразу… и на мою бедную головушку… Это надо осмыслить.

— А… девочка? Дочка?

Макошь негромко смеётся.

— Нет, она не будет воином. Зато будет красавицей, умницей-обережницей, любимицей братьев, сестёр, дедов, бабушек… Сколько сердец заставит трепетать, сколько людей обратит к добру, скольким талантам поможет распуститься рядом с собой! Она переймёт от тебя удивительное свойство — сподвигать окружающих на лучшее и самим становиться лучше. Так-то, Ванечка…

Сперва кажется, что у меня туманится в глазах, но нет: это богиня становится эфемерной, тает, исчезает…

— Прости-прощай, милая. И уж будь уверена: больше мой непутёвый сынок тебя не побеспокоит. А чтобы не сомневалась, покажу тебе напоследок кое-что.

И вроде бы веки мои смыкаются, но абсолютно прозрачны, и голова клонится на подушку, я даже чувствую щекой свежесть атласного бока, но в то же время стою… нет, знакомо парю, невидимая, незримая, в совершенно ином месте.

«Вот он, конец Демиурга», — шепчет незримая богиня. «Малыш, не хотелось мне, чтобы ты через это прошёл, но придётся. Иначе ты никогда не станешь взрослым».

И опять та самая пещера. Я словно вижу её в трёх проекциях: первая — где серьёзный Николас втолковывает что-то мысленно кидрику, а тот кивает, рядом девочки внимают жадно, с любопытством в глазах; вторая — полузатопленный приливом пустой грот в царстве Мораны, и третья — неизвестная. Пещеру пересекает узкая щель-пропасть, у края которой сцепились в борьбе два пацана… Нет, пожалуй, отрока, учитывая эпичность момента. Один — в знакомом бесформенном балахоне, другой — исхудавший, в потрескавшемся ржавом доспехе, белые волосы грязные, слипшиеся от пота… Элементарная драка даётся ему нелегко, но он не сдаётся, и всё упрямей и злее горят красные глаза.

— Убь-ю, — сдавленно сипит он. — Сдох-ни…

Рорик, внезапно пригнувшись, бьёт Игрока головой в грудь. Вскрикнув, тот отлетает в сторону и припечатывается к стене.

— Кишка тонка, — выдавливает из себя обережник, выпрямляясь и дыша со свистом. — Я сказал — пойдёшь со мной. Тебя ждут на Совете. На в а ш е м Совете, — злорадно добавляет.

Ну и где тот вечно стесняющийся вьюнош-нескладуха? Видела бы его сейчас Сонька, от которой иного определения по отношению к Рорику, кроме как «лопух» мы так и не дождались!

— Не пойду, — зло выпаливает демиург. А выглядит он нехорошо, ой как нехорошо… Как побитый щен. Магии в нём, скорее всего, ни на гран не осталось.