Сороковник. Книга 3

И всё это проходить с самого начала? И… и в самом конце — снова умереть?

А потом, если выживу… С содроганием вспоминаю, как три года подряд днём и ночью хотела спать. Не потяну я столько бессонных ночей. В сорок три года родить — не в двадцать восемь.

Закрываю лицо руками.

Хуже всего — снова остаться одной. Зачем я теперешней родне — с чужим ребёнком? Им сейчас и своих хватает, родных, долгожданных. Куда мне теперь?

Меня душит гнев. Гнев на человека, из-за которого мне придётся снова влезать в девятимесячное ярмо. Память ты о себе хотел оставить, Васечка… А ты подумал, каково эту память сперва выносить, породить, а потом и вырастить? И ежели ты знал, что мы расстанемся, и придётся, случись что, дитё одной растить? каково мне будет?

Или мне теперь тебя разыскивать, чтобы женился? Уже не смогу. Гордость дурная не позволит.

…Стоп, Ваня. Остановись. Хватит на мужика всех собак вешать. Мужчины ж только о высоком думают, им не до такой прозы… Это всё эмоции, пора включать разум.

Но мысли упорно сворачивают на своё. Что сейчас думает Мага? Должно быть, триста раз успел пожалеть, что уговорил меня на брак, пусть и временный. Но ведь начнёт вести себя благородно, как же, у них беременные женщины в почёте и уважении…

Мне хочется упрятать себя поглубже и подальше. Пусть даже назад в камеру. Сбежать. Это даже не шок — это паника женщины, которую подставили. Страх приговорённой.

— Ива-а, — этак ласково обращается ко мне Николас. Думает, наверно, что я просто сомлела от нежданного счастья. — Не беспокойся, всё будет хорошо!

— Ничего не будет, — отвечаю. И отворачиваюсь. — Ничего. Всё перечёркнуто.

Похоже, он не слышит. И я понимаю, что на самом деле не сказала эти слова, а только подумала. Как-то странно путаются мысли и действия… Надо взять себя в руки.

Надо.

Никто не виноват. Любовью занимаются оба, и оба должны думать о последствиях. И прав Николас… ах, нет, это он о своём отце говорил… Неважно, кто это сказал. Ни один способ предохранений не даёт стопроцентной гарантии, только полное воздержание. И с моим диагнозом, это я точно сейчас припоминаю, случались нежданные беременности. А я… просто потеряла голову и не о чём не думала, когда любила.

И сейчас, и пятнадцать лет назад.

Успокоилась? Да. Вытру слёзы… и подумаю об этом позже. Половину из того, что наговорила и надумала, можно будет смело выбросить, оставить только здравый смысл. А он мне подсказывает, что хоть ситуация и схожа с той, в какую однажды влипла, но под одну гребёнку стричь их нельзя. Поэтому сейчас — именно сейчас — я пойду, как и собиралась, на этот самый Совет и скажу спасибо искренне и честно всем, кто помог мне не стать донором для Омара, пусть даже они делали это ради совсем иной цели.

Надо привыкать себя контролировать. Я только что чуть не взвинтилась до состояния, в котором могла сплести очередное проклятье. И в кого бы оно полетело? В первую очередь — в того, кто рядом. В Николаса.

— Ничего хорошего не будет, Ник, — говорю вслух. — Меня и в первый-то раз чудом спасли, а в этот — я просто не выживу. И чему мне радоваться? Что дети сиротами останутся?

Теперь я понимаю, почему некромантов так мало. Не каждая женщина решится от них родить, а уж второй-то раз…

— Чудишь, родственница? — словно и не замечая моих душевных терзаний, говорит Николас. — Скажи честно: уже напридумывала себе самого что ни на есть страшного. Кто тебе умереть позволит, если мы рядом? Ты только сама не сбегай по привычке, а уж у Смерти мы тебя отобьём.

— Мне надо всё обдумать, — отвечаю заторможено. — Не каждый день узнаёшь про себя такое.

— Брось, Ива, ты же храбрая девочка, — Ник пожимает мне локоть. — В конце концов, тебя даже похищение не вышибло из седла. Каким ты молодцом держалась, мы тобой просто гордимся! Так почему же известие о беременности тебя так напугало? Радоваться надо!

— Я скажу — почему, — хмурый Мага подсаживается ко мне с другого бока. Он появляется так неожиданно, что я вздрагиваю. — Ива, я тебя предупреждал…

У меня ёкает в груди. Вот оно!

— … чтобы ты прекратила считать себя одинокой. Хватит вести себя так, будто в целом мире больше никого нет. Хватит, я сказал! Мы ещё поговорим об этом после, а сейчас нас ждут. Как ты себя чувствуешь?

— Нормально, — отвечаю настороженно. Мне с ним ещё предстоит объясняться? А как ещё понять — "поговорим после"? Обвинит меня в том, что не предупредила о возможной… Ой, нет, только не это слово. Я всё понимаю, но даже думать о себе в этой тональности не могу. Действительно, после.

— Ива, — сурово говорит он. — Запомни: больше ты не будешь одна. Никогда. Есть я. Есть Николас. Есть Кэрролы. И… ты-вторая, в конце концов. Детям тоже не помешает подключиться. Ты поняла? Идём.

— А… — нерешительно начинаю. Он встаёт, предлагает руку. То же самое делает Николас и, вдобавок, подмигивает. Думает, что взял меня в оборот.