Сорок звонких капелей. Осенние листья

Когда потом тропа лесная

Пришла к обрыву над рекой

И зелень яркая сквозная

Внизу кипела, как прибой,

И в синеву переходила.

Лиловой делаясь вдали,

Им только крыльев не хватило,

Чтоб отделиться от земли.

И было радостно смеяться

На грани лета и весны,

И было поздно опасаться

Любой опасной крутизны.

Обратно шли — уже смеркалось,

Платформа платьями ярка,

И лишь в глазах еще плескалась,

Еще туманилась река.

— А правда, вид реки был чуден,

Обрыв… И воздух под тобой!

— Напрасно я не взял этюдник.

Мы унесли б ее домой.

Она себе висела б тихо,

В соседстве книги… и кровать…

И все же нашу Соловьиху

Тебе я должен показать.

Там зелень ярче, даль яснее,

Вода задумчивей поёт.

Насколько был бы я беднее,

Когда бы не было ее!

Земля щедра.

Но что красоты

И мест далеких благодать.

Свою дипломную работу

Я буду только там писать.

Перенесу на холст не кручу —

Легенду, сказку, колдовство,

Не омут сам — его певучесть,

И всю таинственность его!

Пусть тяжела берется ноша,

Но я который год горю.

Я образ твой на все наброшу,

Любовью одухотворю!..

Пускай найдет на камень камень,

Не отступлю, не сдамся я.

Послушай, Надя, сдашь экзамен,

Махнем-ка в отчие края?!.

10

Зовется круча Соловьихой,

Восход.

Черемухи горят.

И соловьи на зорьке тихой

Друг с другом песней говорят.

Уходит ночь.

Туманец белый

Над темной плавает водой.

Роса, как жемчуг, поседела.

Весь луг за омутом

Седой.

За лугом — дальняя деревня.

Из труб — лиловые дымки.

Вдоль по реке растут деревья.

Они красивы и легки,

А там, где солнце в небе вышло,

Сломав зари румяный лед,

За отдаленностью неслышно

Кружился, плавал самолет.

То вниз.

То, взброшенный пилотом,

Упрямо круто кверху лез.

Как бритвой, этим самолетом

Располосован шелк небес.

Но и рубец белесый даже

Не портил цельности сейчас.

Была законченность в пейзаже,

Когда ничто не режет глаз.

Красива Надя. Тонкость линий…

Румянец нежен и глубок…

Из голубых тяжелых лилий

Водой обрызганный венок…

А он сидит с холодным взглядом,

С надломленным от злости ртом.

Им целоваться нынче б надо.

Ругаться можно бы потом.

Их жаркий спор, как видно, долог,

И нету выхода ему.

— Но я-то все-таки геолог

И понимаю, что к чему.

Я не жена тебе.

Не сцена —

Серьезный это разговор.

Здесь клад лежит. И клад бесценный,

Как ты молчал-то до сих пор?!

— А что ты хочешь?

Чтоб заводы

Пришли из города сюда?

Чтоб отравили эти воды?

Чтоб от черемух — ни следа?

Чтобы сортиры да бараки

На этом выросли лугу?

На это, Наденька, без драки

Я согласиться не могу.

Она светла, моя река-то…

— Но выступаешь нынче ты

Лишь мракобесья адвокатом…

— Нет! Адвокатом красоты!

Завод дымится, на заводе

От дыма смрадно и черно.

И равновесие в природе

Уже нарушено давно.

Леса редеют,

Рыбы нету.

Все меньше птицы и зверей.

Изгадить можно всю планету.

Так что же, действуйте скорей!

— Твой аргумент последний страшен,

Но что ж добру-то

Пропадать?

Оно нужно ученым нашим,

Стране, народу!..

— На-пле-вать! —

Не закричал, ответил тихо. —

— Светло совсем. Пойдем домой.

Моя навеки Соловьиха.

И этот омут Черный — мой.

Любуйся, Василий,

Где отмели гладки,

Спокойные люди

Разбили палатки!

Лопатою острой,

Киркою упрямой

Повсюду, как оспа,

Наделаны ямы.

Привычные люди

Взялись за работу.

И ходит по берегу,

Меряя что-то,

Твоя дорогая

Орлова Надежда,

Росистые ветки

Цепляют одежду.

Любуйся, Василий,

Над главной палаткой

Флажок кумачовый

На палочке гладкой!

А помнишь, как омут

С черемухой вместе

Мечтал подарить ты

Царевне…

Невесте?..

Царевны горды.

Никого не спросила,

Взяла своевольно,

Другим подарила.

Твою Соловьиху

Обносят забором,

Колючка на колышках,

Как они скоро!

А на сердце тяжесть

И горечь разрыва.

Недаром опять ты

Приходишь к обрыву.

Опомнись,

Очистись

От въедливой слизи,

Быть может, ты просто

Упрям и капризен!

Ты прячешься, плачешь.

Чего уж бездарней.

В палатках, должно быть,

Отличные парни.

Спускайся на отмель,

Довольно разлуки!

Навстречу метнутся

Любимые руки.

Неужто вот так

И вернешься в село?

Решайся скорее —

Совсем рассвело.

Но он не решался.

А утро вставало.

Других не темней

И не хуже нимало.

Спуститься…

Остаться…

Вернуться обратно…

А утро разрезал

Свисток троекратный.

А через мгновенье

Случилось начало,

От поступи века

Обрыв закачало.

Земля расступилась,

Земля застонала,

Рванулись наружу

Пласты аммонала.

Куда ты,

Поддавшись

Неведомой силе,

С камнями и пылью,

Куда ты, Василий?!

А пыль относило

На дальнюю рощу.

И может быть, так

Справедливей

И проще!

Москва, она слезам не верит,

Проплачь хоть день, хоть целый год.

Уж не откроет больше дверь он

И в лес тебя не позовет.

И ты характером — не фея,

И он — не то чтобы злодей.

Но ты стократ его правее:

Ты к людям шла,

Он — от людей.

Все ж… пусть висит в твоей квартире

Тобой сюда водружена

Его дипломная картина,

Хоть и не кончена она…

1948—1958

Сказка о мёртвом камне

Он мастер был большой руки —

Ему дивились старики,

Из коих каждый мог и сам

Творить из камня чудеса.

Но он зажжет — рукой не тронь! —

Огонь, как есть живой огонь!

Была у мастера душа

Светла, просторна, хороша.

А в ней красавица жила,

Как зорька ранняя, светла,

Легка, как ветер у реки,

Свежа, как утром васильки,

Чиста, как иней на заре,

Хрупка, как льдинка в ноябре.

Какие камни ей дарил!..

Какие речи говорил!..

Она в ответ ни да, ни нет…

— В твоих камнях, конечно, свет…