Сорок звонких капелей. Осенние листья

И вот уж возможная близость

(Ах, что б ни сказали!) пьянит…

Я много по свету скитался,

Красивое — видеть устал,

Но с женщиной той не остался

И в этих местах не застрял.

На них не сменяю легко я

Простой деревушки своей,

Речушки, поросшей ольхою,

Владимирских скромных полей,

И первого, лучшего друга,

Своей не сменяю жены.

Осенняя дремлет округа,

Вокруг — океан тишины.

Листву осыпают деревья,

А в сердце одна и одна:

Навеки родная деревня,

Навеки родная жена!

ПОЭМЫ

Черный омут

1

В могучей ржи, в дремучей ржи

Гуляет кобылица.

Над рожью медленно кружит

Сова — ночная птица.

И так плавны

Ее круги,

Что воздух кажется

Тугим,

Что не понять

Ее полет —

Не то летит,

Не то плывет…

А небо зелено еще,

Еще зарей не тронуто.

Плеснула медленным лещом

Река под Черным Омутом.

Светла

Родная сторона!

Тропа во ржи — как просека.

Большая поздняя луна

Запуталась в колосьях.

И, прочно впутавшись

В траву,

Туманы спят в лугах,

Они уже

Не уплывут

Обратно в берега.

Они стреножены,

И тут,

В густой траве,

Они умрут,

Когда в их туши

Белые

Ударит солнце

Стрелами.

И станут клочья синей мглы

Ползти, бежать во все углы,

Приход предчувствуя

Его.

И станут птицы петь,

И вот

Над рожью выплывет

Оно,

Колосьями

Обрамлено.

Прочна родная сторона,

Поля рассветом тронуты.

Чуть слышно плещется волна

В реке под Черным Омутом.

2

Когда встречаетесь с названьем

Лесов, озер, урочищ,

Вы

Ищите давнего преданья

Полузатерянной молвы.

Река зовется Лебедь.

Каждый

Поймет, за что названье ей.

Когда-нибудь, хотя б однажды,

Она видала лебедей!

Летели лебеди, устали,

Глядит вожак: присесть бы где…

Они из облака рождались

И отражались на воде.

Опять одной речонке слабой

По перелесочкам брести.

Но были лебеди

Хотя бы

К большим озерам по пути!

Зовется круча Соловьихой.

Восход.

Черемухи горят.

И соловьи на зорьке тихой

Друг с другом песней говорят.

Под кручей — омут.

Цвет черемух

Уносят тихие струи

В часы, когда земную дрему

Тревожат только соловьи.

Понятно все.

Но в чем же дело,

Что светлоструйный омут тот

Не светлым все-таки,

Не белым,

А Черным Омутом слывет?

3

Кто знает, как родится слово?

Неоспоримо лишь одно:

Кузьма Кривой из Кочугова

Нырял с бутылочкой на дно.

Ведь испокон молва ходила,

Что в Черном Омуте у дна

Вода похожа на чернила —

Не то синя,

Не то черна.

Для мужика забавы мало

Нырять с бутылочкой во тьму.

Болезнь покоя не давала

И на корню брала Кузьму.

Не то что боль, или ломота.

Или окинуло огнем…

Но изнутри изводит кто-то,

И пьет, и сушит день за днем.

Дивятся люди: в чем душонка…

— Не лихоманка ли во сне…

— Всего скорее лягушонка

Из лужи выпил по весне… —

Не увидал никто воочью,

Чего там было в пузырьке,

Затем, что Кузя только ночью,

Тайком от всех ходил к реке.

Никто не видел тайной влаги,

Никто доподлинно не знал,

Из-под какой такой коряги

Он эту влагу доставал.

Но вот уже молвою стала

О излеченье дивном весть.

— Ключей-то в омуте немало,

Да, значит, ключ особый есть. —

К Кузьме примчался земский лекарь,

Просил, не то чтобы стращал.

Демьяныч — волостной аптекарь —

Вином Кривого угощал.

— Открой секрет, — Кузьму просили, —

Больных-то мало ли в миру… —

Да не сумели пересилить:

— Сам догадался — с тем помру!

Но вышло все, как в старой сказке,

Где зло наказано всегда.

От всех людей не без опаски

Опять Кузьма пришел сюда.

Когда ж схватило стужей ноги

И руки замертво свело,

Не докричался до подмоги —

Не близко от реки село.

Но, впрочем, так ли было это —

Темно за давностию лет.

— Какие уж у нас секреты,

Секретов в нашем крае нет.

— Ну хорошо, а отчего же

Под кручей рыба не живет?

Пастух напился — еле ожил,

Недели две болел живот…

— Хворал, наверно, от простуды.

Хватил излишку сгоряча.

— Или струя пришла?

— Откуда?

Со дна, должно быть,

Из ключа… —

В любой легенде — правды зерна,

Хоть зерен я не вижу тут.

Но омут

То и просто Черным,

А то и Проклятым зовут.

4

У вод, забурливших в апреле и мае,

Четыре особых дороги я знаю.

Одни

Не успеют разлиться ручьями,

Как солнышко пьет их

Косыми лучами.

Им в небе носиться по белому свету

И светлой росою качаться на ветках,

И ливнями литься, и сыпаться градом,

И вспыхивать пышными дугами радуг.

И если они проливаются к сроку,

В них радости вдоволь, и силы, и проку.

Лужайки и тракты, леса и поля,

Нигде ни пылинки — сверкает земля!

А часть воды земля сама

Берет в глухие закрома.

И под травою, где темно,

Те воды бродят, как вино.

Они — глухая кровь земли,

Они шумят в цветеньи лип.

Их путь земной и прост и тих,

И мед от них, и хлеб от них,

И сосен строгие наряды.

И солнце в гроздьях винограда.

А третьи — не мед, и не лес, и не зерна:

Бурливые реки, лесные озера.

Они океанских прибоев удары,

Болотные кочки и шум Ниагары.

Пути их не робки, они величавы,

Днепровская ГЭС и цимлянская слава.

Из медного края тугая струя

И в сказочной дымке морские края.

По ним Магеллановы шли корабли.

Они — голубые дороги земли.

Итак:

Над землею проносятся тучи,

И дождь омывает вишневые сучья,

И шлет океан за лавиной лавину,

И хлеб колосится, и пенятся вина.

Живут караси по тенистым прудам.

Высокие токи несут провода.

И к звездам струятся полярные льды…

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Но есть и четвертая жизнь у воды.

Бывает, что воды уходят туда,

Где нету ни света, ни солнца, ни льда.

Где глина плотнее, а камни упорней.