Сорок одна хлопушка

Я вспыхнул от злости, прицелился ему в голову и выстрелил тридцатую мину. Он шмыгнул в цех, и осколки приняли на себя ворота.

Тридцать первая мина продырявила крышу цеха и упала на кучу картонных коробок. Взрывом разметало десяток коробок, верблюжье мясо превратилось в фарш, смешались раскалённый воздушный поток, запах гари и пороховой дым.

От заносчивости Лао Ланя я потерял разум, и в итоге забыл о необходимости экономить заряды. Я с молниеносной скоростью выстрелил тридцать второй, тридцать третий и тридцать четвёртый, на курсе артиллерийских стрельб перекрыл бы нормативный треугольник точки попадания. Лао Ланя даже не ранило, зато упаковочный и забойный цехи превратились в груду развалин.

В старике вдруг проснулась ребячливость, и он высказал желание сделать пару выстрелов. В душе я был абсолютно против, но он принадлежал к старшему поколению, к тому же подавал снаряды, и у меня не было никакого резона отказывать ему. Стоя на месте орудийного номера, он со знанием дела поднял большой палец, оценивая угол падения и дистанцию.

– Хочу тридцать пятым снарядом накрыть проходную у ворот, – заявил он.

Грохот выстрела, и проходной как не бывало. Тридцать шестой миной я задумал подорвать только что построенную водонапорную башню. Вслед за грохотом взрыва посередине башни образовалось огромное отверстие, и хлынул мощный, блестящий поток воды. Отныне от широко известного акционерного общества по обработке мясной продукции Хуачан остались одни руины. Но в то же время я обнаружил, что шестой снарядный ящик уже пуст, остался последний и пять мин в нём.

Среди руин предприятия метались, все в пыли и грязи, рабочие ночной смены. Под ногами у них хлюпала кровь с водой. Вполне возможно, под обломками были погребены люди, и со стороны уездного центра под пронзительный вой сирен мчались две пожарные машины. За ними вплотную следовали белые кареты «Скорой помощи» и жёлтые автокраны. Возможно, из-за короткого замыкания возникли возгорания, и над развалинами упаковочного цеха поднималось жёлтое пламя. Воспользовавшись суматохой, Лао Лань вскарабкался на возвышавшийся в северо-восточном углу помост перевоплощения. Здесь изначально была высшая точка комбината. После обрушения цехов и водонапорной башни помост перевоплощения стал казаться ещё выше, словно с него можно дотронуться до звёзд и луны. Лао Лань, это территория моего отца, зачем ты туда забрался? Не раздумывая, я выпустил тридцать седьмой снаряд, цель – помост перевоплощения, дистанция – восемьсот пятьдесят метров.

Пронизав крону огромной сосны, мина налетела на стену, сложенную из могильных кирпичей. После вспышки в стене открылась дыра. Я невольно вспомнил рассказы про движение за растаскивание могил. Я тогда ещё не родился и, естественно, не мог быть свидетелем этих безумных событий. Множество людей, окруживших эту могилу с человеческими и лошадиными фигурами из камня (это был фамильный склеп Лао Ланя), смотрели, как несколько человек с замотанными полотенцами ртами вытаскивали оттуда большую пушку, покрытую красными пятнами ржавчины. Позже городские специалисты по археологическим исследованиям говорили, что никогда не видели захоронений с пушкой. Почему хозяин этой могилы сделал такое захоронение? До сих пор никто не может дать убедительного объяснения. Лао Лань, когда речь заходила о растаскивании могил, с лютой ненавистью говорил:

– Эти сволочи нарушили фэн-шуй нашего рода, в противном случае из нашей семьи мог бы выйти президент!

Стоя на вершине помоста перевоплощения с сухой палкой в руках, Лао Лань вглядывался в сторону Дунбэя. В ту сторону смотрел мой отец, и я гадал, почему он смотрел туда: там отец с тётей Дикой Мулихой провёл годы печали и моменты счастья, а ты, Лао Лань, с какой стати смотришь в ту сторону? Я прицелился в спину Лао Ланя, и, хотя тридцать восьмая мина снесла острый верх помоста, он продолжал вглядываться в сторону Дунбэя.

Расстроенный мальчик не протёр тридцать девятую мину как следует, и когда он передавал её старику, она вдруг выскользнула и упала.

– Ложись! – закричал я и бросился за лафет.

Мина крутилась на крыше, и внутри неё что-то потрескивало. Старик со старухой и мальчик – виновник несчастья – как стояли, так и замерли, разинув рот и уставившись на неё. Силы небесные, ведь если она взорвётся на крыше, взорвутся и две оставшиеся, и от нас четверых никого не останется.

– Да ложись же! – ещё раз крикнул я, но они продолжали стоять как истуканы. Тридцать девятая мина подпрыгала к моему лицу, словно хотела поговорить по душам. Я ухватил её и с силой швырнул прочь. Прогремел взрыв, она взорвалась в проулке. Понапрасну извели мину, вот ведь жалость.