Соперницы

— Черт возьми, как жаль, что я не смогу поручить вам всю книгу. А впрочем… — Она на мгновение задумалась и вскинула на меня глаза. — Как вы полагаете, Алена, вы смогли бы приехать в Рим на несколько месяцев? Как-нибудь утрясли бы это с институтом? Я, безусловно, оплатила бы вам дорогу и отель. Мне хочется, чтобы текст книги тоже написали именно вы.

Я прямо-таки опешила от ее предложения. Хлопала глазами и хватала ртом воздух, как живая рыба на прилавке в магазине. Стефания же решила, что меня терзают сомнения, и поспешила добавить:

— Разумеется, об оплате вашего труда мы договоримся.

Казалось, я даже через дверь вижу сияющую улыбку Эда. Ведь это наш шанс на будущее, удача, о которой я не могла и мечтать.

— Я… я думаю… — выдавила я. — Я почти уверена, что смогу. Даже наверняка!

— Чудесно, — она улыбнулась мне совсем не так, как при первом знакомстве. Не высокомерно и снисходительно, а тепло, просто, словно я уже была своей. И я с готовностью улыбнулась в ответ. Мне даже не пришлось вымучивать эту приветливую, исполненную доброжелательности улыбку. Я и в самом деле испытывала к ней симпатию, да и, в конце концов, она мать мужчины, которого я… От которого у меня полностью снесло крышу.

В этот момент небывалого единения братских народов в дверь постучали. Стефания поднялась на ноги, шагнула к выходу, хлопнула дверь. И в комнате вдруг повисло почти физически ощутимое, тягостное, звенящее напряжение. Словно невидимая шаровая молния влетела через дверной проем. Стефания стояла очень прямая, вытянутая в струнку, побелевшие пальцы сцеплены на груди, голова чуть откинута назад, темные глаза-агаты сверкают. Напротив, чуть наклонив массивное тело вперед, сурово сдвинув пшеничного цвета брови, высилась Наталья.

— Ну здравствуй, Наташенька! — вполголоса произнесла Стефания.

— Здравствуй, здравствуй, — с угрозой в голосе произнесла Наталья. — Ну и где он, сокол ясный? Испугался? За юбку твою спрятался? Жене-то в глаза посмотреть стыдно!

— Ты о Жене? — осведомилась Стефания, моментально превратившись в презрительную, самовлюбленную стерву, какой я увидела ее впервые на причале. — Тогда ты не по адресу. Его здесь нет.

— А ты, значит, и не скрываешь, что тебя именно он интересует? — ехидно закивала Наталья. — Добралась-таки до него, да? Да как у тебя язык-то поворачивается имя его произносить после того, что сделала!

— У тебя, я вижу, язык тоже на многое поворачивается. — Голос Стефании звучал ровно и спокойно, лишь лицо сделалось чуть бледнее обыкновенного.

— А что ж я, по-твоему, должна смотреть, как ты вокруг мужика увиваешься, и молчать в тряпочку? Довольно, хватит, столько лет я тебя слушала и молчала. Все ждала, когда ты оценишь, когда поймешь, что я для тебя делаю. А ты просто пользовалась мной и у меня же за спиной гадости говорила.

— Не лги, дорогая! — Тонко вырезанные ноздри Стефании затрепетали, в глазах закипела черная смола. — Это ты привыкла пользоваться мной, сначала связями отца, потом моими. Присосалась к нашей семье, как пиявка, вечно давила на жалость, шантажировала своей преданностью. А на самом деле всю жизнь смертельно завидовала и мечтала, как отберешь все — все! — что принадлежало мне по праву, и займешь мое место.

— А… ты, значит, мстить явилась? — понимающе кивнула Наталья. — Столько лет завистью исходила, а теперь нарисовалась, семью мою разрушить хочешь. Постыдилась бы на чужое зариться на старости лет. Откуда ты только взялась? Из солнечного Магадана приехала?

— Ну, ма шери, тут ты немного утрируешь, впрочем, как всегда, — с издевкой в голосе отрезала Стефания. — А, как ты выражаешься, зариться на чужое — не мое амплуа. Уверяю тебя, никакой опасности для твоего брака я не представляю. Твоя семья рушится без моего участия. Так что ты зря пришла.

Наталья неожиданно отбросила базарный тон и, склонив голову к плечу, оценивающе посмотрела на Стефанию. Показалось или той потребовалось усилие, чтобы выдержать ее взгляд, не отвести глаз?

— Зря или не зря, прошмандовка старая, — негромко отозвалась Натали, — а только я пришла тебя предупредить. Не трать на него время, ничего у тебя не выйдет. Даже если он и переметнется к тебе ненадолго, все равно потом ко мне приползет, поджавши хвост.

— Ты полагаешь? — осведомилась Стефания.

— А ты сама не знаешь? Он же никогда — никогда! — не простит тебе всего этого! — Наталья обвела круглой полной рукой раззолоченное помещение. — Нужно было явиться к нему в арестантском бушлате да с приблудным младенцем на руках — не знаю уж, от кого ты его прижила там, на лесоповале. Вот тогда бы он тебя пожалел, принял и простил, а потом бы всю жизнь сам перед собой гордился, что такой милосердный. А такую тебя он не выдержит, как не выдержал уже однажды. Дура ты была, дурой и осталась… самовлюбленной дурой не от мира сего.