Читаем Сообщение полностью

Проснусь, неисправимый грешник, не чая ада или рая,и, холостяцкий свой скворешник унылым взглядом озирая,подумаю, что снег, идущий, подобно нищему глухому,привычно жалкий, но поющий о Рождестве, о тяге к домусветящемуся, все же ближе не к подозрениям, а к надежде,допустим, на коньки и лыжи, на детство, что родилось преждеЭдема и Аида. Если мудрец довольствуется малым,повеселимся честь по чести над постсоветским сериалом,когда увидимся, когда не расстанемся, когда ирониюоставим, и опять по пьяни заговорим про постороннее,и пожалеем древних греков, что в простодушии решилине видеть смысла в человеках без ареопага на вершинедоледникового Олимпа, где боги ссорятся, пируя, —закурим, и поговорим по-английски, чтобы русский всуене употреблять, ведь этот жадный язык – разлука, горе,морок —не терпит музыки всеядной и оловянных оговорок —но, выдохшись, опять впадем в него, заснем в обнимку,не рискуяничем, под куполом огромного и неизбежного. Такуюночь не подделаешь, ночь синяя, обученная на ошибкахогней неотвратимых, с инеем на ветках лип, на окнах зыбких.<p>«Тонкостенная – ах, не задень ее!…»</p>Тонкостенная – ах, не задень ее! —тонкогубая – плачет, не спит,а за ней – полоса отчуждения,да вагонная песня навзрыд,а еще – подросткового сахарагрязный кубик в кармане плаща,а еще – до конца не распахана,но без страха, не трепеща,поглощает лунные выхлопынад Барвихой и Сетунью, надотвыкающим – вздрогнуло, всхлипнуло —Подмосковьем. Сойдешь наугадна перроне пустынном, простуженном,то ли снег на дворе, то ли дождь,то ли беглым быть, то ли суженым,то ли встречного поезда ждешь.Кто там вскрикнул? сорока ли? эхо линад пакгаузами говоритс черной церковью? Вот и проехали.Только снег голубеет, горит…<p>«Одноглазый безумец-сосед, обгоревший в танке…»</p>
Перейти на страницу:

Все книги серии Поэзия XXI

Похожие книги